Л.Н. Толстой
Шрифт:
Его стали спрашивать, чему он удивлялся и где он видел Аксенова; но Макар Семенов не отвечал, он только сказал:
— Чудеса, ребята, где свидеться пришлось!
И с этих слов пришло Аксенову в мысли, что не знает ли этот человек про то, кто убил купца. Он сказал:
— Или ты слыхал, Семеныч, прежде про это дело, или видал меня прежде?
— Как не слыхать! Земля слухом полнится. Да давно уж дело было: что и слыхал, то забыл, — сказал Макар Семенов.
— Может, слыхал, кто купца убил? — спросил Аксенов.
Макар Семенов засмеялся и сказал:
— Да, видно, тот убил, у кого ножик в мешке нашелся. Если кто и подсунул тебе ножик, не пойман — не вор. Да и как же тебе ножик в мешок сунуть? Ведь он у тебя в головах стоял? Ты бы услыхал.
Как только Аксенов услыхал эти слова, он подумал, что этот самый человек убил купца. Он встал и отошел прочь. Всю эту ночь Аксенов не мог заснуть. Нашла на него скука, и стало ему представляться: то представлялась ему его жена такою, какою она была, когда провожала его в последний раз на ярмарку. Так и видел он ее как живую, и видел ее лицо и глаза, и слышал, как она говорила ему и смеялась. Потом представлялись ему дети, такие, какие они были тогда, — маленькие, один в шубке, другой у груди. И себя он вспоминал, каким он был тогда — веселым, молодым; вспоминал, как он сидел на крылечке на постоялом дворе, где его взяли, и играл на гитаре, и как у него на душе весело было тогда. И вспомнил лобное место, где его секли, и палача, и народ кругом, и цепи, и колодников, и всю 26-тилетнюю острожную жизнь, и свою старость вспомнил. И такая скука нашла на Аксенова, что хоть руки на себя наложить.
«И всё от того злодея!» — думал Аксенов.
И нашла на него такая злость на Макара Семенова, что хоть самому пропасть, а хотелось отмстить ему. Он читал молитвы всю ночь, но не мог успокоиться. Днем он не подходил к Макару Семенову и не смотрел на него.
Так прошли две недели. По ночам Аксенов не мог спать, и на него находила такая скука, что он не знал, куда деваться.
Один раз, ночью, он пошел по острогу и увидал, что из-под одной нары сыплется земля. Он остановился посмотреть. Вдруг Макар Семенов .выскочил из-под нары и с испуганным лицом взглянул на Аксенова. Аксенов хотел пройти, чтоб не видеть его; но Макар ухватил его за руку и рассказал, как он прокопал проход под стенами и как он землю каждый день выносит в голенищах и высыпает на улицу, когда их гоняют на работу. Он сказал:
— Только молчи, старик, я и тебя выведу. А если скажешь,— меня засекут, да и тебе не спущу — убью.
Когда Аксенов увидал своего злодея, он весь затрясся от злости, выдернул руку и сказал:
— Выходить мне незачем и убивать меня нечего, — ты меня уже давно убил. А сказывать про тебя буду или нет, — как бог на душу положит.
На другой день, когда вывели колодников на работу, солдаты приметили, что Макар Семенов высыпал землю, стали искать в остроге и: нашли дыру. Начальник приехал в острог и стал всех допрашивать: кто выкопал дыру? Все отпирались. Те, которые знали, не выдавали Макара Семенова, потому что знали, что за это дело его засекут до полусмерти. Тогда начальник обратился к Аксенову. Он знал, что Аксенов был справедливый человек, и сказал:
— Старик, ты правдив; скажи мне перед богом, кто это сделал?
Макар Семенов стоял как ни в чем не бывало и смотрел на начальника, и не оглядывался на Аксенова. У Аксенова тряслись руки и губы, и он долго не мог слова выговорить. Он думал: «Если скрыть его, за что же я его прощу, когда он меня погубил? Пускай поплатится за мое мученье. А сказать на него, точно — его засекут. А что как я понапрасну на него думаю? Да что ж, мне легче разве будет?»
Начальник еще раз сказал: «Ну, что ж, старик, говори правду: кто подкопался?»
Аксенов поглядел на Макара Семенова и сказал:
— Я не видал и не знаю.
Так и не узнали, кто подкопался.
На другую ночь, когда Аксенов лег на свою нару и чуть задремал, он услыхал, что кто-то подошел и сел у него в ногах. Он посмотрел в темноте и узнал Макара.
Аксенов сказал:
— Что тебе еще от меня надо? Что ты тут делаешь?
Макар Семенов молчал. Аксенов приподнялся и сказал:
— Что надо? Уйди! А то я солдата кликну.
Макар Семенов нагнулся близко к Аксенову и шепотом сказал:
— Иван Дмитриевич, прости меня!
Аксенов сказал:
— За что тебя прощать?
— Я купца убил, я и ножик тебе подсунул. Я и тебя хотел убить, да на дворе зашумели: я сунул тебе ножик в мешок и вылез в окно. — Аксенов молчал и не знал, что сказать. Макар Семенов спустился с нары, поклонился в землю и сказал:
— Иван Дмитриевич, прости меня, прости, ради бога. Я объявлюсь, что я купца убил, — тебя простят. Ты домой вернешься.
Аксенов сказал:
— Тебе говорить легко, а мне терпеть каково! Куда я пойду теперь?.. Жена померла, дети забыли; мне ходить некуда...
Макар Семенов не вставал с полу и бился головой о землю и говорил:
— Иван Дмитрич, прости! Когда меня кнутом секли, мне легче было, чем теперь на тебя смотреть... А ты еще пожалел меня — не сказал. Прости меня, ради Христа! Прости ты меня, злодея окаянного! — и он зарыдал.
Когда Аксенов услыхал, что Макар Семенов плачет, он сам заплакал и сказал:
— Бог простит тебя; может быть, я во сто раз хуже тебя! — И вдруг у него на душе легко стало. И он перестал скучать о доме, и никуда не хотел из острога, а только думал о последнем часе.