Шрифт:
— Наверно, это была не слишком удачная идея — встречаться на автовокзале.
Рука Розы лежала на столе. Клиффорд вытер с нее пиво салфеткой и накрыл Розину ладонь своей. Потом Роза часто вспоминала этот жест.
— Давай-ка мы тебя поселим в эту гостиницу.
— А разве мы не вдвоем сюда поселимся?
— Лучше, если ты будешь одна.
— С первой секунды, как я сюда попала, мне было ужасно странно, — сказала Роза. — Здесь все такое зловещее. Мне казалось, что все знают.
Она принялась рассказывать ему — надеясь, что получается забавно, — о водителе микроавтобуса, о других пассажирах, о стариках в доме для престарелых лесорубов.
— Это было такое облегчение, когда ты наконец появился. Такое колоссальное облегчение. Поэтому меня трясет.
Она рассказала о своем плане — симулировать амнезию, а также выбросить колпачок. Клиффорд засмеялся, но, ей показалось, как-то безрадостно. И еще ей показалось, что, когда она заговорила про колпачок, он поджал губы — с упреком или отвращением.
— Но теперь все хорошо, — торопливо сказала она.
Они впервые вели такой длинный разговор лицом к лицу.
— Это просто у тебя было чувство вины, — сказал он. — Вполне естественное.
Он погладил ее по руке. Она привычным нежным движением попыталась потереть пальцем его запястье там, где бился пульс. Он убрал руку.
Через полчаса Роза произнесла:
— Ничего, если я все-таки пойду на твой концерт?
— А ты еще хочешь?
— А чем мне тут еще заняться?
Говоря это, она пожала плечами. Веки у нее были опущены, губы надутые, капризные. Она кому-то подражала — возможно, Барбаре Стэнвик, попавшей в аналогичные обстоятельства. Подражала она, конечно, непреднамеренно. Она пыталась выглядеть соблазнительной, холодной и притягательной, чтобы он передумал.
— Дело в том, что мне надо вернуть микроавтобус. Мне надо забрать людей из нашего оркестра.
— Я могу пойти пешком. Скажи мне, где это.
— К сожалению, отсюда все время в гору.
— Я не развалюсь.
— Роза. Поверь мне, послушай меня. Так будет гораздо лучше.
— Ну, если ты так считаешь.
У нее не хватило сил еще раз пожать плечами. Она все еще думала, что, может быть, есть какой-то способ вернуть все назад и начать снова. Начать снова; исправить все, что она сделала или сказала не так; отменить все ошибки. Она уже допустила оплошность: спросила его, что она сказала или сделала не так, и он ответил, что ничего. Ничего. Она тут ни при чем. Просто он не был дома месяц, и это заставило его по-другому посмотреть на все. Джослин. Дети. Ущерб.
— Это всего лишь баловство, — сказал он.
Он коротко подстригся — Роза еще никогда не видела его с такими короткими волосами. Его загар побледнел. Да, он и впрямь как будто сбросил кожу, и это старая кожа, а не он сам когда-то вожделела Розу. Он снова стал бледным, раздражительным, но заботливым молодым отцом, который когда-то в присутствии Розы навещал жену в родильном доме.
— Что?
— То, что мы делаем. Это не что-то большое, важное, неизбежное. Обычное баловство.
— Ты же звонил мне из Принс-Джорджа. — Барбара Стэнвик испарилась, и Роза сама слышала у себя в голосе ноющие нотки.
— Я знаю, что я тебе звонил. — Он говорил как муж, которого пилит жена.
— Ты и тогда уже это решил?
— Да и нет. Мы ведь все запланировали. Разве не хуже было бы, если бы я сказал тебе по телефону?
— Что значит «баловство»?
— Ох, Роза.
— Что ты хочешь сказать?
— Ты знаешь, что я хочу сказать. Если мы доведем дело до конца, ты думаешь, кому-нибудь от этого станет лучше? А, Роза? Честно?
— Нам, — сказала Роза. — Нам станет лучше.
— Нет, не станет. Выйдет ужасная каша.
— Только один раз.
— Нет.
— Ты же тогда сказал, только один раз. Чтобы у нас была память вместо мечты.
— Боже, сколько всякой херни я тебе наговорил.
Он говорил когда-то, что у нее язык как маленькая теплокровная змейка, хорошенькая змейка, а соски как ягоды. Сейчас он не обрадуется, если ему об этом напомнить.
Глинка. Увертюра к опере «Руслан и Людмила».
Чайковский. Серенада для струнного оркестра.
Бетховен. Шестая симфония, «Пасторальная», часть I.
Сметана. Симфоническая поэма «Влтава».
Россини. Увертюра к «Вильгельму Теллю».
Еще много лет при звуках любого из этих музыкальных сочинений Розу охватывал жгучий стыд — словно на нее обрушивалась целая стена и душила грудами щебня.
Прямо перед тем, как Клиффорд должен был уехать на гастроли, Джослин позвонила Розе и сказала, что ее бебиситтерша не смогла прийти. Джослин нужно было на прием к психотерапевту. Роза предложила приехать и посидеть с Адамом и Джеромом. Ей и раньше доводилось это делать. Она взяла с собой Анну. Ехать надо было долго, тремя автобусами, с пересадками.