Арчегов рассмеялся наигранно, но многообещающе – такой смех сулил очень нехорошие последствия. К агенту Абвера генерал относился как к личному врагу и все время мечтал свести с ним старые счеты. Вот только тот канул без вести, как рыба в мутной воде, и, несмотря на все старания, поиски оказались безуспешными.

Хотя свою роль в неудачном розыске сыграл и тот бардак, что творился сейчас в разоренной Европе, пережившей четырехлетнюю мировую войну и долгое революционное лихолетье. Да и политическая полиция Российской империи, что опять именовалась жандармерией, вкупе с ГРУ и другими полезными для державы силовыми структурами еще были, откровенно говоря, слишком малосильными, проходя тяжкий для любых спецслужб период становления, потихоньку обрастая нужными связями и приращивая по мере финансирования возможности.

– С ним Семен Федотович прямо жаждет встретиться, да и я не прочь за прошлое рассчитаться!

Михаил Александрович заскрипел зубами и машинально сжал кулаки, с надеждой во взгляде посмотрел на генерала:

– Ты же сможешь это дело немедленно провернуть?!

– Все это голые эмоции, Мики, идущие из души и сердца…

Голос Арчегова прозвучал глухо, надтреснуто, словно сожалея о прошлом, том самом, в котором не было преград, враг был врагом, а друг другом.

– Мы должны мыслить только одной практической пользой. Тут дело интересно поворачивается, право слово. Это ведь нам знак подает, мерзавец эдакий, могу свою голову на отсеченье дать, что в одной шеренге с ним стоят офицеры, что при Гитлере вермахтом заправляли. Хоть фильм этот черно-белый, но цвет петлиц как раз Генерального штаба.

Михаил Александрович внимательно всмотрелся в изображение – несколько офицеров походили друг на друга, как цыплята из одного выводка, – в мундирах рейхсвера.

Шестой, полный и представительный, в форме созданных месяц назад германских ВВС, явно выделялся из общей картины, как и седьмой участник этого церемониального награждения – в черном мундире с армейскими погонами, но с петлицами с эмблемами черепа. Восьмой офицер был во флотском кителе, с рядом нашивок на обшлагах.

– Если не ошибаюсь, то летчик есть сам Герман Геринг, я тебе про него рассказывал. «Наци номер два» он уже не будет, ибо нет ни партии, ни фюрера. Сгинул где-то Адольф Гитлер, мать его за ногу да об печку, не быть ему фюрером! А вот мундир ему недавно пошили, и точь-в-точь как в кинофильмах на офицерах люфтваффе. Ты посмотри, Мики, на «черного» – тоже форма панцерваффе, каких сейчас не должно быть! Потому можно не гадать, кто это, – зуб даю, что Хайнц Гудериан, «отец блицкрига»!

Михаил всмотрелся в офицера – молодой, с решительно сжатыми губами, без особой радости на лице, он ждал награждения высшей боевой наградой рейха – голубым крестом «Пур ле мерите». Арчегов продолжал говорить, размышляя вслух:

– А вот второй похож на Манштейна – чем-то на актера в фильме «Освобождение» смахивает, только помоложе. Моряк может быть Деницем, что в кригсмарине всем подводным флотом командовал – опять же, если влияние Шмайсера на нового кайзера правильно оценено. Остальных я не знаю, но не думаю, что ошибся в предположении. Сегодня же приказ отдам, и скоро мы все имена знать будем.

– Ты прав, Костя… – после минутной паузы, взятой на размышления, отозвался император.

– Это приглашение нас всех к переговорам, пусть и переданное таким эксцентричным способом!

– Удавил бы подлеца собственными руками, да нельзя этого нам делать – переговорить вначале нужно. Сильно их красные поджали, раз уже не только тебе и мне письма пишут, но и Шмайсера «раскрыли». Интересно, кто это сделал? Либо кайзер свою игру ведет…

Арчегов потянулся к папиросной коробке, задержал над ней руку, но так ее и не раскрыл – сдержался, преодолевая пагубную привычку и как бы демонстрируя волю, медленно поднялся с кресла и прошелся по мягкому ковру, задумчиво хмуря брови. Приблизился к стене и, протянув руку, щелкнул выключателем – над потолком загорелась хрустальная люстра, изображение на белом экране исчезло, а яркий свет нескольких лампочек заставил императора на пару секунд прикрыть веки.

– Это приглашение не только к политическому союзу, но и к военному, с признанием твоего верховенства. Иначе просто быть не может! Потому послание такое отправлено. Да-да, это именно послание, так и следует понимать. А это значит…

Генерал осекся, лицо побледнело – казалось, что он превратился в соляной столп, застывший посередине кабинета. Михаил Александрович с растущим напряжением в душе смотрел на своего друга и, не в силах вынести затянувшуюся паузу, воскликнул:

– Что это значит, Константин Иванович?

– Но если мы пойдем на такой союз и поможем задавить в Германии большевиков, то еще одна мировая война неизбежна…

– Как все счастливо сложилось… – прошептал Колчак, подставляя лицо соленому прохладному ветру – в море средиземноморская жара практически не ощущалась, но находиться в бронированном коробе рубки адмирал сейчас не хотел и оставался на мостике, хотя скалистые берега далекого острова уже виднелись на горизонте.

Там сейчас кипел бой, как и 120 лет тому назад, когда эскадра Ушакова осадила в крепости французов, подойдя на пушечный выстрел к бастионам. Тогда после ожесточенной канонады русский десант взял штурмом неприступную доселе цитадель.

Сейчас все происходило наоборот – итальянская эскадра из 5 линкоров и 2 броненосцев вошла в пролив между островами Видо и Корфу и высаживает с кораблей морскую пехоту, а немногочисленный русско-греческий гарнизон отчаянно сражается с врагом, дожидаясь помощи, которая уже близка.