— Надобно первыми на ту сторону переходить, — снова нарушил молчание Гюрята. — Новгородцы мне о том уши прогудели. Да и сам посуди, сколь сидеть здесь будем? А без драки со Святополком нам, новгородцам, не резон. Не хотим быть киевскими данниками. Мы и тебя, князь, поддержали, что ты нас от дани освободил еще при жизни великого князя Владимира. Так что, князь, как хошь, а биться будем.

Они остановились у Днепра. На той стороне толпился народ. Узнав Ярослава, зашумели. Один из них, высокий, в шубе и шапке, выскочил наперед, журавлем заходил по берегу, закричал:

— Эй, новгородцы, зачем пришли с сим хромцом, что князем Ярославом прозывается?

Тысяцкий тронул Ярослава, сказал удивленно:

— Никак, сам Святополк? Соромно орет, будто худой мужик!

Ярослав узнал брата. От злости в глазах потемнело. А тот продолжал выкрикивать:

— Вы, плотники, вот заставим вас хоромы рубить!

— Слушай, князь Ярослав, — проговорил Гюрята, — завтра переправимся против них, сами убьем Святополка.

— Добро, тысяцкий, — решился Ярослав. — Завтра я первым поплыву. А теперь пойдем оповестим о том воевод, надобно людей готовить. Завтра быть бою жестокому.

Хмельное вино веселит Святополка. Засев с ближними боярами в избе, что срубили с холодами мастеровые, бражничал князь Святополк. Потешаются над Ярославом, зубоскалят. Святополку жарко. Раздевшись до исподней рубахи, он размахивает пустой корчагой, выкрикивает:

— Я един князь на Руси! Кто сказал — Ярослав? — Сросшиеся на переносице брови хмурятся, рука ловит за грудь боярина Путшу. — Это ты молвил?

Тот отшатывается, бормочет испуганно:

— Что ты, князь, чудится те.

В избе на время наступила тишина, но вот разом нарушилась. Святополк разжал пальцы. Путша вытер покрывшийся испариной лоб и тут же потянулся через стол за гусем. Не достал, влез рукавом в ендову с вином. Боярин Тальц склонил голову на дубовый стол, храпит.

Повел Святополк взглядом по боярам:

— Недруги вы мне. Надобно было вас в яму кинуть, дабы люд прознал истинных убийц Бориса и Глеба, меня не винил. Почто пожалел вас, окаянных, на себя вины ваши взял. Не будет мне прощения! Кто оправдает меня?

Зажал ладонями виски, покачнулся, сел. День на исходе. Отрок воткнул в поставец восковую свечу, вздул огонь. С шумом отодвинув скамью, воевода Блуд засеменил к выходу. Святополк поднял на него тяжелый взгляд, окликнул хрипло:

— Почто уходишь, воевода?

Тот повернулся:

— Я, князь, дозоры самолично навещу. — Возвратившись к столу, взглянул трезвыми глазами в припухшее от перепоя лицо Святополка: — Еще сдается мне, печенеги замышляют что-то. В обед проходил мимо, оживление у них, словно в дальнюю дорогу собираются…

Святополк насторожился:

— Чего ране не сказывал?

— К чему прежде времени тревожить?

Закусив тонкие бескровные губы, Святополк потупился, о чем-то долго думал, потом проговорил:

— Коли так, воевода, сходи погляди. Да не забудь Боняка к нам покликать. Он хоть и дикий степняк, а вино горазд пить.

Гридин внес на руках еще один бочонок с медом, выбил чеку. Князь протянул отроку корчагу, бросил коротко:

— Лей!

Поманил пальцем Горясера. Тот подхватился, подбежал. Святополк уцепился за него, горячо прошептал:

— Ты Глеба малолетнего убил, почто? На малого хватило тя. Нет, ты Ярослава убей. Проберись в Любеч, подкарауль!

Горясер побледнел:

— Стража, стража-то у Ярослава… Боязно, князь, а как изловят?

— Ха, изловят? Стража? А когда безвинного Глеба зарезал, не убоялся? Значит, не желаешь мою волю исполнять? — нахмурился Святополк. На скулах заиграли желваки. — Не хочешь? — спросил с угрозой.

— Не седни, князь, дозволь завтра. Я поутру людей надежных сыщу, — лепетал Горясер, а в мыслях таилось обнадеживающее, что Святополк забудет до утра.

С силой распахнулась дверь, и в избу ввалился Блуд. Глаза у воеводы растерянные, шуба нараспашку. Уже с порога закричал:

— Князь Святополк, Боняк орду увел!

Бояре повернулись к двери, умолкли. Первым опомнился Святополк, спросил недоверчиво:

— Плетешь, воевода! — и подхватился.

— К чему мне выдумывать, — обиделся Блуд. — Я, чай, не малец-озорник.

— Так отчего не воротил их? — взвизгнул Святополк. — Зачем дал сняться со становища?

— Без меня то было. Когда я на место прибыл, последние печенеги за курганами скрылись.