«Вот так оно и начиналось», — с грустью подумал Судских.

Проследив весь путь многочисленного люда через Иордан к Иерихону, он не вмешивался в события, но сдержаться не мог, чтобы не взглянуть в глаза воителя Навина: с каким сердцем ведет он племя свое через горе и кровь, сквозь чуждые муки?

Они сошлись у рухнувших стен иерихонских. Иисус Навин заметил его, оглядел свой меч в руке.

— Наш ты или из неприятелей наших? — спросил он, пряча глаза, будто вглядывался в меч свой, как в зеркало. Лицом черен от копоти пожаров, но исполнен мужества.

— Я судный ангел Всевышнего. Пришел увидеть тебя.

Навин пал лицом своим на землю, приподнялся и спросил:

— Что господин мой скажет рабу своему?

— Ты веришь словам Моисея, что земли эти принадлежат теперь народу Израилеву?

— Как мне не верить? Пророк наш Моисей предъявил нам знаки свыше и десять скрижалей заповедей.

— Он сам их выбивал! Ты видел заповеди от Господа?

— Я видел записанное пророком, — опустил глаза Навин.

— Значит, ты готов верить тому, что оправдывает твои намерения? Не делай этого.

— Не делай этого! — сурово повторил Судских и почти закричал в телефонную трубку. — Или, клянусь Богом, убью!

Сообщение потрясло его до помешательства. Сначала по прямому проводу позвонил некто, не представился и очень вежливо сказал:

— Игорь Петрович, ваш сын у нас. Если вы найдете книги и отдадите нам, сыну не причинят вреда.

Все звонки в УСИ засекались тотчас. Определили звонившего: один из телефонов Мастачного. Как только Судских набрал его номер, его поглотил прилив бешенства, какого с ним никогда не случалось:

— Не делай этого!

— Да шо вы, Игорь Петрович, е-мое! За шо нападки? Везли вашего хлопца к нам, разобраться с паспортом, бандиты напали средь бела дня, чего ж вы лаетесь?

— Слушай, Мастачный, окстись. Сутки даю тебе разобраться и вернуть сына целым и невредимым. Из твоей сучьей конторы был звонок. Не трогай меня, по-хорошему прошу! — зловеще пообещал Судских и неосмысленным взором посмотрел на Лаптева.

— Игорь Петрович, — позвал его Григорий. — Вы как?

— Я? — возвращался в бренность Судских. — Нормально.

— А Троя? Как там было все?

— Пакостно. Как везде пакостно. Лжец Моисей…

До происшествия с сыном Судских президент оставался внешне спокойным, не поддавался эмоциям, хотя его возмущение росло. Происходила обычная русская метаморфоза. Сначала были восторги по поводу избрания нового вождя и «Многая лета» ему, потом без повода ожидание чуда и, наконец, возмущение всеобщим ничегонеделанием. Начальство — дерьмо, помощники — дерьмо, эх, бедный русский народ. Каким бы ни было упорным желание объехать колеи среди российского бездорожья, любой смельчак попадал в них обратно под общий хохот и насмешки зевак, пока телега не увязала по самые ступицы в грязи, а дальше кнут принимался за дело, и бедная лошаденка издыхала под матерщину возницы и возмущение тех же самых зевак.

На известную басню Крылова про лебедя, рака и щуку есть хороший татарский морал: нечего всякий нарядный хрен запрягать в повозка — лошадь надо. А лошаденка не тянула. Кармыть нада! А корма истощали. Тогда хороший дорога надо! Это другое дело. И лишних ездоков с лишними едоками — прочь с телеги!

На первых порах президент разогнал тысячи контор по стране, жиреющих на посредничестве, нажил тысячи врагов, но характер выдержал. Началась эпоха ползучего саботажа Уволенный неделю назад Мастачный не спешил покидать свою вотчину, его генералитет держался уверенно, а двадцать пять дивизий внутренних войск, развернутые по штатам военного времени, заняли исходные позиции. Армия не вмешивалась, поддерживала президента, да и топливо, как выяснилось, вышло все.

Вот тогда президент ввел в столицу казачий полк и блокировал Министерство внутренних дел. Ребятишки в сером камуфляже, приученные бить палками по головам возмущенных демонстрантов и кое-как обученные грамоте, но не конному строю, глазели на казачьи лампасы настороженно: шутка ли, столько генералов понаехало. Приказ по мегафону сиволицего усача сложить оружие и покинуть территорию они выполнили. Затем прибыл спецназ с Лубянки и без шума арестовал генералитет. Их было побольше, чем сопливых охранников: сто двадцать три генерала и четыреста с небольшим полковников с подполковниками. Майоров не забирали. Маршала Мастачного на месте не нашли.

Дума первая выразила возмущение недемократическими методами. Как водится, думских распустили сразу, едва президент получил возмущенную петицию. Бесновался Жирик, плакал Рыжик, взывал к справедливости Вовик, лаял Бобик.

— Что дальше? — оглядел членов Совета безопасности президент. — Обстановка накаляется.

— Смутьянов под арест! — предложил Воливач.

— Не лучше ли для начала Мастачного найти? — спросил Судских. Воливач скосился на него с ехидцей: еще бы! За сынка переживает, а остальное — хоть трава не расти. Судских ехидство понял: — Прошу понять меня правильно. От Мастачного идут веревочки к тем, кто субсидировал ползучий переворот и разрушает страну изнутри.