— Ну и ну! — продолжал удивляться Смольников. — Как это все надо понимать?

— Очень просто, — пояснил Перваков. — На поверхности от глаз чекистов и родных советских стукачей ничего не спрячешь, а вот под землей все, что угодно. Пусть у вас там считают, — говорил он независимо, — будто вы держите под контролем каждый проход и переход, а на самом деле только третью часть. Если только третью. Спросите Воливача, почему он к нам за помощью обратился, когда Лужковский центр на Манеже строили?

— Понятия не имею! — старался сохранить шутливый тон беседы Смольников.»

— А потому, что срезались два главных прохода к Кремлю, — довольно ответил Перваков. — А мы-ему два других показали. А еще спросите, почему он секрет вертушки так и не смог разгадать. И так и эдак к нам подбирался…

— Не задирайся, Первак, — осадил Первушин.

— Заикнулись, чего там, — ободрил Смольников. — Хотите, можно спросить.

— Вертушка под Неглинку уходит. Наших трое ушло, и никто не вернулся, — кратко ответил Первушин.

— А чекистов с десяток, — завершил веско Перваков.

— Но почему? — не успокоился Смольников.

— Газ там, — влез Валерка, рискуя получить подзатыльник, и боязливо посмотрел на Первакова.

— Нет там никакого газа, — отмахнулся Первушин. — Ходили в защитных костюмах, дышали через «идушки», а больше ста шагов не сделали. Возвращались в страхе и в жутких корчах умирали, ничего не успев сказать. Паралич речи, — объяснил Первушин.

— И никакой библиотеки Ивана Грозного здесь нет, — опять самодовольно подытожил Перваков.

— А по нашей карте? — не потерял надежды Смольников.

Перваков с Первушиным переглянулись.

— Попробуем, — сказал Первушин. — Книг мы там не найдем, это верно, а интерес есть. Хорошая карта, — позолотил он пилюлю для Смольникова.

— Пошли, — скомандовал Перваков, и группа дружно поднялась. Свечу задули, включили фонарики.

Вышли к трубе Неглинки, и Валерка шепнул Смольникову:

— Там этот страшный ход…

— Но Первушин не повел группу прямо, а свернул в боковое ответвление? — на свой страх и риск спросил у Валерки Смольников.

— Тихо! — шикнул Валерка.

— Смотреть! — напомнил Первушин, и движение замедлилось.

У перегораживающей ход решетки оно остановилось.

Замок, запирающий решетку, был несложным висячим амбарником, чистым и покрытым слоем технического сала. Перваков запросто отпер его отмычкой. Внушительная связка ключей и отмычек на его поясе говорила о многом: и о дверях, которые попадаются часто, и о дверях, которые отпирались часто…

Все вошли. Перваков запер решетку с обратной стороны.

Путь был сух. Здесь словно поменялся климат — и суше, и теплее, и, особенно что отметил Смольников, тише.

— Над головой центральное отопление Кремля идет низко, — шепнул Валерий. Он вел Смольникова за руку и указательный палец держал наготове.

Через десять метров остановился Первушин, и остановились все. Узкий лучик его фонарика щупал проход. Разложив карту на коленях, Перваков водил пальцем по сети ходов. Когда он упирался им в определенную точку, Первушин соглашался и кивал. Ни единого слова не произносилось.

— Мы у Кремля? — в самое ухо Валерки шепнул Смольников.

— В обратной стороне, — так же в ухо ему отшептал Валерка. — Здесь в старину Приказ Висковатого находился…

Сложив карту, Первушин махнул рукой. Диггеры двинулись за ним. Прошли не более пяти метров.

— Здесь, — сдавленно сказал Перваков.

Группа скучковалась поодаль, а Перваков с Первушиным стали ощупывать стену.

— Вот она, — тихо сказал Перваков. — Веришь ли, Алеха, я так и думал. Заветная дверца…

Он выбрал нужную отмычку, тщательно примерился и вставил ее в неприметную щель. Щелкнуло раз, другой… Ничего не произошло, стена осталась стеной.

— Запор сверху, — подсказал Первушин. — Как на Стромынке, наклонный профиль.

Посветив фонариком выше, Перваков кивнул:

— Есть…

Подошла та же отмычка.

— Держать всем! — сдавленно произнес он, и группа диггеров, разделившись, припала с боков от Первакова.

— Отпускай, — скомандовал он и отошел в сторону.

Дверь отделилась верхней кромкой и медленно стала опускаться подобно висячему мосту. За ней Смольников различил натянутые цепи, смазанные и явно новые, на противовесах.