Княжеский призыв «Приди ко мне, брате, в Москов» в пересчете на современный календарь датируется 1147 г. (напомню, что современное летосчисление принято вести от Рождества Христова, а во времена Юрия Долгорукого за начало отсчета принималось сотворение мира). Более того, при желании можно даже установить точное число этой «встречи на высшем уровне». Следует только вспомнить, что в старину не было принято указывать календарные даты — определяя время того или иного события, упоминали религиозные праздники, совпадавшие с ним по времени. Несложно установить, что «пяток» (пятница) пятой недели Великого поста приходился в 1147 г. на 4 апреля (М. Н. Тихомиров, «Древняя Москва. XII–XV вв.»).

Почему же — приходится часто слышать этот вопрос — датой основания Москвы считается именно это упоминание в Ипатьевской летописи? Ведь люди жили на берегах Москвы-реки и раньше… Дело в том, что это первое зафиксированное свидетельство того, что в этих местах появился город. Именно город, с княжеским замком и домами ремесленников, а не деревня и даже не обнесенное земляной насыпью село. Именно поэтому мы и считаем 1147 г. датой основания Москвы.

Незадолго до этого Юрий Долгорукий стал законным властителем московских земель — пресловутый Кучка, скорее всего, уступил ему свои земли в результате дипломатического договора, влившись со своей дружиной в княжеское войско (и став там, судя по имеющимся данным, «тысяцким» — недаром сыновья боярина Степана получили придворные должности у Андрея Юрьевича Боголюбского). В пользу этого предположения говорит и то обстоятельство, что Юрий Долгорукий не поселился в форте возле реки Рачки (где, очевидно, по-прежнему жил да поживал Кучка, в гибели которого так несправедливо обвинила князя впоследствии молва). Нет, Юрий Долгорукий возвел свой собственный кремль — со свойственной князю прозорливостью выстроив его на наиболее выгодном в оборонном отношении месте, на высоком холме, поднимавшемся над широкой Москвой-рекой. К моменту начала этого строительства на холме уже имелось небольшое вятичское поселение, защищенное по периметру валом с частоколом и узким рвом. Существовал и торгово-ремесленный посад («предградье»).

К тому дню, когда Святослав Ольгович получил любезное приглашение прибыть на дружеский пир, дружина Юрия Долгорукого уже контролировала окрестные земли — недаром князь ехал «в Москов» так беспечно, отпустив сына с «малой дружиной» и тем самым разделив свой отряд. Судя по всему, Святослав Ольгович не боялся нападения других феодалов — неоспоримое свидетельство того, что во владениях Юрия Долгорукого имелись хорошо охраняемые дороги. Можно предположить, что Святослава больше заботила сохранность ценного подарка, который он собирался преподнести Юрию, — «пардуса» (барса).

И вот теперь настало время подробно поговорить о месте, куда Святослав Ольгович вез заморского зверя и где черниговского князя ожидали пир, ответные дары и почести.

Нам с вами, привыкшим к облику современного Кремля, придется приложить воображение, чтобы представить себе Боровицкий холм таким, каким он был в XII в. Достаточно сказать, что изменились не только расположенные на холме строения — сам Боровицкий холм стал значительно ниже, чем во времена Юрия Долгорукого. Это объясняется тем, что за долгую историю существования Московского Кремля его территория неоднократно подвергалась перепланировкам и благоустройству, а архитектурные замыслы строителей иногда оказывались слишком размашистыми для узенькой площадки на вершине крутого склона. И тогда территорию Кремля начинали выравнивать, уменьшая тем самым высоту Боровицкого холма. Самые значительные изменения своего облика Боровицкий холм претерпел в конце XVIII в, когда Екатерина II задумала выстроить на месте Кремля гигантский дворец — его проектирование было поручено в 1770 г. архитектору В. И. Баженову. Естественно, что противиться воле императрицы никто не решился, и к тому моменту, когда Екатерина II осознала бессмысленность и трудновыполнимость своей затеи, земляные работы на вершине Боровицкого холма шли полным ходом. Снесенные в ходе этой странной «реконструкции» кремлевские башни были впоследствии восстановлены… Но Екатерина И была не единственной, кто брался за перепланировку Кремля. И сегодня на его территории можно видеть роскошные сады — память о фруктовых садах царя Алексея Михайловича Романова. Для разбивки тоже проводилось выравнивание местности. Можно предположить, что при возведении любой сколько-нибудь значительной постройки, прокладке коммуникаций исконные очертания вершины Боровицкого холма сглаживались все больше и больше.

Самый первый Кремль, Кремль Юрия Долгорукого, сменивший изначальный поселок, был относительно невелик и располагался на естественной площадке на вершине Боровицкого холма. Впрочем, в те времена подобные сооружения именовались другим словом — «детинец».(слово «кремль» получило распространение лишь в XIV в.). Детинец представлял собой не одно здание, как европейские замки феодальной эпохи, а целый архитектурный комплекс, в центре которого размещалась резиденция князя, рядом с которой располагался собор, а вокруг этого доминирующего центра — жилища приближенных бояр, помещения для воинов и слуг, склады. Разумеется, Юрий Долгорукий укрепил московский детинец — он был обнесен высоким и прочным тыном (непроницаемым забором из мощных бревен, вертикально вкопанных в землю).

Тын из вековых бревен был временным — уже в 1156 г. Юрий Долгорукий приказал сменить его деревянными стенами с дозорными башенками, выстроенными согласно последним веяниям фортификации того времени.

Военная наука той поры предписывала окружать детинец заполненным ведой рвом. Тут-то и сказался военный гений Юрия Долгорукого: выбранное им для постройки резиденции место было не только расположено на высоком холме, склоны которого в случае осады делали бы продвижение вражеских воинов затруднительным — у своего подножия Боровицкий холм был с двух сторон окружен естественными водоемами, что сводило труд по выкапыванию защитного рва и последующий уход за ним (очистка и т. д.) к минимуму! Ведь с одной стороны под Боровицким холмом плескалась широкая Москва-река, а с другой — текла река Неглинная. Она тоже была достаточно широка и полноводна: по всему ее течению располагались водяные мельницы и бани, а кроме того, шесть прудов, в которых разводили рыбу. Чтобы окружить треугольный в плане холм водой, потребовалось устроить ров лишь с одной стороны, соответствующей современной Красной площади.

Все постройки первого Московского Кремля были деревянными, и от них ничего не сохранилось. Это естественно: древесина вообще не самый долговечный материал, а к тому же архитектурные сооружения Кремля не раз становились объектом перепланировок и перестроек, гибли в пожарах. Исчезали здания, но Кремль жил, непрестанно обновляясь, становясь все красивее и больше. Уже при первой реконструкции, предпринятой Юрием Долгоруким, территория детинца увеличилась в 5–6 раз. Вырос и посад: расширяясь в восточном направлении, он охватил территорию нынешнего исторического района Зарядье, а его северная граница, приблизившись к склону Боровицкого холма, заканчивалась примерно на том месте, где сегодня мы с вами можем увидеть здание кремлевского Арсенала. Все это кипело жизнью. Застраивалась теремами бояр территория детинца, неустанно работали посадские ремесленники. К городу спешили сотни крестьянских телег с продовольствием и возвращались обратно, наполненные приобретенными в Москве товарами. Среди этих покупок были не только изделия городских ремесленников. — по Москве-реке к московской пристани (располагавшейся примерно там, где в советское время была выстроена гостиница «Россия») часто прибывали купцы, снабжавшие Москву товарами из других княжеств, и даже «торговые гости» из Византии и Скандинавии. Прибывали купцы и посуху — в Москве скрещивались дороги, соединявшие Великий Новгород и Рязань, Смоленск и Владимир. В этом был один из секретов богатства и славы новорожденного города: расположенная на перекрестке оживленных торговых путей, Москва стала местом, где встречались караваны с разных концов тогдашней ойкумены.

Но не только праздничная атмосфера изобилия царила в Москве. На стенах детинца можно было увидеть несших караул суровых воинов. Ведь Москва стояла на самом краю земель Владимиро-Суздальского княжества и, в сущности, была пограничной крепостью, прикрывавшей проход на его территорию. Зимой 1237/38 гг. к стенам детинца подступили войска хана Батыя. Жители посада спрятались за деревянными стенами детинца. Не только княжеская дружина — все, кто мог держать в руках оружие, приготовились встретить врага. Москвичи знали, что их ждет: беспощадный Батый, как смертоносный ураган, пронесся над Рязанским княжеством, испепелив его дотла. Огромное количество людей погибло или было угнано «в полон», на месте прекрасных храмов Рязани дымились пепелища… В погибшей Рязани не осталось ни единой живой души. Расправившись с Рязанским княжеством, владыка Золотой Орды обратил свой взор на Владимир. Но отважный рязанский воевода Евпатий Коловрат, спешивший из Чернигова на помощь родному городу, во главе 1700 воинов бросился вслед татарским отрядам, двигавшимся значительно медленнее обычного из-за обилия добычи. Горевшие желанием отомстить за погибших близких, воины Коловрата знали, что вдут на верную смерть. И все же ни один из них не отказался последовать за своим командиром. Их героические усилия замедлили движение войск Батыя, и к тому моменту, когда татаро-монголы подошли к Москве, ее жители уже знали о случившемся и были готовы защищаться. Скаты Боровицкого холма, по обычаю того времени, были политы водой, чтобы ледяные склоны мешали подъему вражеских воинов.