В конце концов, Ельцин не был ни диктатором, ни тираном. Он слишком долго терпел не только критику, но и откровенные поношения от газет, журналов и телевидения – и ни одной газеты не закрыл, ни одного журналиста не «запрессовал». Никакой «деком-мунизации», которой с пеной у рта требовали правые радикалы, не провел. Ни одной оппозиционной политической партии не запретил. А что до печальных событий октября 93-го – то, не забывайте, 99,9 % населения страны к ним отнеслись, назовем вещи своими именами, с полнейшим равнодушием. А это позволяет думать, что участники столкновений в столице представляли исключительно самих себя…

И наконец, кто бы что ни говорил, он никогда не был «марионеткой» в руках олигархов – слишком много свидетельств противоположного. Безусловно, близость к нему можно было использовать – но вот слово «манипулировать» применительно к Ельцину решительно не годится. Прежде всего потому, что партийный руководитель, поднявшийся до первого секретаря обкома одной из самых могучих и важных областей страны, – это человек определенного склада и определенного менталитета, которым просто не могли «манипулировать» даже удачливые фавориты на час вроде Березовского. Он был хозяин…

При нем многое делалось неправильно, неладно – но у меня есть сильнейшие подозрения, что при любом другом (снова переберите в памяти всю вереницу политиков) все обстояло бы еще хуже.

Я не собираюсь ни «оправдывать», ни «реабилитировать» Ельцина – как и в случае со Сталиным, все гораздо сложнее. Просто-напросто наступило такое время и такое состояние общественного сознания, что при оценке исторических фигур примитивные эмоции неуместны.

Я не рассчитываю никого переубедить – просто говорю то, что думаю…

А потом настало время, когда потребовался преемник. Говорили потом, что вездесущий Березовский выдвигал на эту роль генерала Лебедя. Степашин вспоминал слова Бориса Абрамовича: «Быдлу нужен Лебедь».

Вряд ли разговоры о замыслах Березовского – чистейшей воды сплетня. Скорее всего, так и намечалось.

Здесь мне придает уверенности уже личный опыт. Как-никак активнейшим образом участвовал в кампании по выборам губернатора в Красноярске, общался с Лебедем, четыре года был своим человеком в той части команды, что не бизнесом занималась, а выполняла функции «агитпропа».

Никаких жгучих тайн я выдавать не собираюсь (прежде всего потому, что самые крутые тайны мне неизвестны), и никаких «разоблачений» делать не буду. Не люблю тех, кто пускает в обиход дешевые сенсации (неважно, основанные на истине или искусной лжи).

Я просто-напросто вспоминаю то, что видел и слышал, наблюдая изнутри.

С весны 1998-го, когда Лебедь стал губернатором, и до последнего дня 1999-го в команде царило чемоданное настроение. Никто практически не сомневался, что шеф в самом скором времени окажется в столице, за красной кирпичной стеной, украшенной башнями и зубцами. Убеждение в этом было общее и повсеместное. И кружившая среди своих информация на эту версию работала. Ясно было, что Александр Иванович собирается попасть в Кремль, не на пузе ползя темной ночью мимо бдительных часовых. Ясно было, что его двигают, что на него ставят. И ясно было, кто.

Он и сам не сомневался в своем высоком предназначении. Порой возникало впечатление, что он уже откровенно репетирует монарха. Помню одну примечательную сцену: сидели и беседовали втроем, Лебедь, я и третий человек, член команды. В ходе разговора, коснувшегося этого присутствующего здесь же третьего, Лебедь захотел убедиться, что речь идет действительно о нем. Он не попросил уточнений вслух, даже не кивнул в сторону нашего третьего собеседника – он повел бровью в его сторону. Это надо было видеть. Как Лебедь повел бровью. Величественный жест даже не царя – восточного падишаха… Именно после этого мановения бровью я окончательно уверился, что генерал твердо и окончательно видит себя на троне.

А потом случилось тридцать первое декабря девяносто девятого года. О своем уходе Ельцин объявил как раз в аккурат, когда я собирался на новогодний прием в губернаторский клуб.

Приехал, еще под впечатлением (висело в том клубе незабвенное объявление: «Господа! Убедительно просим сдавать в гардероб мобильники и пистолеты». Когда прошло минут сорок уже нового года, я пересекся с Лебедем в курительной. Там было пусто, и генерал никуда не спешил.

Естественно, я сразу же спросил, как он относится к этакой новости.

– Ну, этого следовало ожидать… – ответил генерал вроде бы бесстрастно.

Но это был уже другой Лебедь! Вызывавший в памяти скорее унылую фигуру японского лейтенанта Ясмагато, незадачливого героя пикулевского романа «Богатство». Кто читал, помнит – как русские дружинники лихим налетом вмиг искрошили подчиненный ему батальон, и лейтенант сидел, обратившись в каменную статую, ничего не видя и не слыша вокруг – слишком внезапно все произошло, слишком неожиданно поменялась жизнь…

Еще вчера утром перед ним строился батальон, послушно кричащий: «Банзай!»… И эта отрешенность, это горе имело свое японское название – это был дзен…