Бармен, лениво позевывая, принес Всеславу сигару и пепельницу.

На стенах бара висели картины: «Игроки в карты», «Игроки в бильярд» и «Любители аперитива». Смирнов знал каждую их деталь. Клиенты иногда опаздывали, и ему приходилось ждать их, развлекаясь курением и созерцанием сих живописных шедевров. Лампы в стеклянных плафонах под старину горели тускло. За окнами в молочной мути едва угадывались деревья.

«Как в Лондоне», - почему-то подумал сыщик и посмотрел на дверь.

Через минуту в бар вошел высокий представительный мужчина. На вид ему можно было дать от сорока до пятидесяти лет. Лицо моложавое, фигура подтянутая, зато волосы сильно тронутые сединой, с наметившейся лысиной. Он окинул помещение цепким орлиным взором и сразу направился к Смирнову.

–  Адамов, - полушепотом представился он, наклоняя красивую, породистую голову.
– А вы…

–  Тот, кто вам нужен, - усмехнулся сыщик, делая плавный жест рукой.
– Присаживайтесь. Курите?

–  Пожалуй… Бросал два раза, неудачно.

Адамов подозвал бармена, велел принести сигареты и зеленый чай. Тот удивленно поднял брови, но переспрашивать не стал. Молча удалился, вернулся с пачкой «Данхилла», чаем в специальной китайской чашке с крышкой.

–  У нас с вами времени - полтора часа, - сказал Смирнов доктору.
– Успеете изложить суть дела?

–  Попробую.
– Адамов поднял на собеседника большие темные, какие-то цыганские глаза.
– С чего начинать?

–  С самого неприятного.

–  Я отменил все плановые операции на две недели, - вздохнул хирург.
– Сегодня утром я ездил в клинику, написал заявление… решил взять отпуск за свой счет. Персонал от меня шарахается как от чумного. И вообще, хочется бросить все, уехать куда-нибудь в Прибалтику, на Янтарный берег и слушать, как шумят прибой и сосны.

–  Так в чем проблема?

–  В подписке о невыезде. Как вы думаете, меня посадят?
– Он попытался раскурить сигарету, пару раз затянулся, ткнул ее в пепельницу, смял.
– Черт!

–  Я пока ничего не услышал от вас по поводу убийства, - напомнил Всеслав.

–  Да, конечно… - Господин Адамов взял новую сигарету, щелкнул зажигалкой. Над столиком поплыл ароматный дымок.
– Моя жизнь летит в тартарары… - прошептал он, глядя на молочно-белый туман за окном.
– Все просто валится в пропасть! А ведь я считал себя счастливчиком. Мне везло! Выбрал профессию по душе, попал в классную клинику, женился на девушке, за которой бегал весь курс, пошел в гору. И вдруг… Наверное, неудачники не так переживают поражения, они к ним привыкают. Мой жизненный путь складывался слишком гладко, легко. Интеллигентные, любящие родители; две бабушки, обожающие единственного внука; школа, которую я окончил с золотой медалью; поступление в мединститут, годы учебы… Я был бессменным старостой группы, комсомольским вожаком, основателем студенческого хирургического кружка. Потом сделал научную карьеру, защитил кандидатскую по пластике, докторскую. И все получалось! У нас с женой родилась дочь, именно тогда, когда мы это запланировали: не раньше и не позже. Появились средства, и мы смогли приобрести собственную квартиру. Словом, чего еще желать?

Он замолчал, глядя мимо сыщика, нервно затягиваясь.

–  И все-таки…

–  Да-да, я знаю, - дернулся Адамов.
– Сейчас… Я перейду к главному. Моя жена умерла. Это случилось восемь лет назад. Она… впрочем, неважно. Какое отношение ее смерть имеет к сегодняшним событиям? Я жил один, горевал. Потом женился второй раз, на Кристине, моей ассистентке. Она тоже хирург. Но после вступления в брак я настоял, чтобы она бросила работу. Негоже в клинике разводить семейственность, все эти шуры-муры. Вероятно, я был не прав, но Кристина меня послушалась.

–  Ваша жена не работает?

Адамов отрицательно покачал головой.

–  Она домохозяйка, если можно так выразиться.

–  А сколько лет вашей дочери?

–  Асеньке? Четырнадцать. Сложный возраст! Во втором браке у меня детей нет. Не хочу, знаете ли! Хлебнул с Асей: у нее была хроническая пневмония, потом астма в тяжелой форме, еле-еле мы с Леной выходили девочку. Оба врачи, а ребенка чуть не потеряли. У Аси весьма слабенькое здоровье. Я устал жить в страхе! Лечить своих - хуже не придумаешь. Это, пожалуй, являлось единственным осложнением в моей судьбе… до смерти жены. Я решил, что детей больше не будет.

–  Лена - ваша первая супруга?

Адамов кивнул.

–  Она была педиатром. После ее… после того, как она умерла, вокруг меня начали происходить странные вещи. Как будто исчезло нечто основное, опора какая-то! В сплошном и надежном монолите потихоньку начали появляться трещинки, едва заметные, которые разрастались и расползались, исподволь разрушая фундамент, стены…

–  Какие стены?
– удивился Смирнов.

–  Ну, это я так, образно. Что-то изменилось в худшую сторону. Маленькие, будто бы случайные неприятности, мелкие неудачи, чем дальше, тем больше.

–  А конкретно?

Господин Адамов смял в пепельнице очередную сигарету, потянулся за новой.

–  Да так прямо и не скажешь, вроде бы все как всегда. Слухи разные начали ходить, сплетни… клиенты иногда бывают недовольны. На меня в этом году поступило несколько жалоб, тогда как за все предыдущее время не было ни одной, только благодарности.

–  Жалобы обоснованные?
– уточнил Всеслав.

Доктор закурил, выпустил облачко дыма.

–  У каждого хирурга - свое кладбище, - угрюмо произнес он.
– Пластическая хирургия, слава богу, не столь экстремальна, но всякое бывает. Кто-то недоволен, у кого-то операция спровоцировала непредвиденную реакцию организма, люди есть люди.