В этот вечер разговоры об НЛО и пришельцах не интересовали ее.

Из кино я знал, что это был тот момент, когда надо обнять Элизабет, и сердце у меня чуть не выпрыгнуло из груди при одной мысли о том, что я обниму своей рукой другое человеческое существо и наши ребра будут соприкасаться через пальто.

Но я не обнял ее своей рукой.

Мы просто сидели и сидели рядом на скамейке, пока наши шапки не побелели от снега, а носы не покраснели.

Наконец она встала, я встал тоже.

Мы молча пошли обратно к отелю, оставляя позади две цепочки следов, которые в скором времени будут засыпаны новым снегом, а потом их сгребут лопатой прочь, уничтожив следы нашей совместной прогулки по старому Монреалю. Я подумал о том, как много людей пережили в Монреале тихие значительные моменты, которые были так важны для них, но совершенно не интересовали всех остальных, живших на земле когда-либо.

Элизабет открыла дверь своего номера с помощью пластиковой карты и сказала:

– Спокойной ночи, Бартоломью.

– Спокойной ночи, – ответил я, стоя в коридоре.

Она посмотрела долгим взглядом мне в глаза, держа руку на ручке двери.

А затем она вытащила из кармана еще один тектитовый кулон и подняла его надо мной. Я опустил голову, она повесила кулон мне на шею и кивнула.

Я кивнул ей в ответ.

– Макс хотел, чтобы у тебя был и третий кристалл, если ты его заработаешь. Ты заработал.

С этими словами она скрылась в своей комнате.

Забавно, что я сразу почувствовал вес трех кристаллов, в то время как два не чувствовал совсем.

Они не были тяжелыми, но вес был ощутим.

Это был значимый момент.

Я постоял в коридоре еще какое-то время, удивляясь тому, что, проведя целый день вместе с тремя другими людьми, я чувствовал себя гораздо более одиноким, чем когда-либо прежде. Но идти в комнату к отцу Макнами мне не хотелось.

Мне хотелось быть с Элизабет – просто посидеть рядом с ней молча каких-нибудь пять минут было бы божественно.

И одновременно мне хотелось побыть одному. Все это было непонятно.

В результате я оказался в одиночестве на крыше отеля около испускавшего пар бассейна, который был ярко освещен, излучал голубое сияние и выглядел сказочно.

Посмотрев на Монреаль с высоты, я подумал, что где-то в этом городе должен находиться мой биологический отец.

Следующая мысль была о том, где может быть в этот момент мама.

Я сел на стул и, чувствуя, как воздух холодит лицо, стал наблюдать за снежинками, падающими в теплую голубую хлорированную воду и мгновенно тающими. Я подумал, что это может служить метафорой жизни каждого из нас: все мы были всего лишь маленькими частицами, падающими навстречу неизбежному растворению. Не знаю, был ли в этом какой-то смысл или нет.

Я просидел там долго – казалось, несколько часов, – чувствуя себя снежинкой в момент соприкосновения с нагретым бассейном и спрашивая себя, неужели это действительно является обобщением нашей судьбы в грандиозной картине вселенной.

И хотя мама не явилась мне, я поговорил с ней, рассказав обо всем, что со мной происходило, и спросив, может ли мой отец действительно быть жив. Но единственным ответом мне был шум машин где-то очень далеко внизу.

Когда я вернулся в наш номер, отец Макнами мирно спал и даже не храпел, так что я старался не шуметь и не стал зажигать свет. Комната вся пропахла виски, и это означало, что утром отец Макнами опять будет страдать от похмелья.

Я лег и, глядя в потолок, подумал, что я в Канаде и что это очень странно.

Хм, Канада?

Это казалось нереальным.

А может быть, это просто какая-то неизвестная мне часть Филадельфии? или даже известная, но принявшая незнакомый вид? может, это такой географический Хеллоуин? простите за такую нелепую мысль.

Затем, чтобы не будить отца Макнами, я стал светить себе маленьким фонариком, подвешенным на цепочке с ключом, и писать письмо Вам. Я хотел закончить его прежде, чем мы отправимся к церкви Святого Иосифа, чтобы посмотреть на хранящееся там сердце чудотворца, и я впервые увижу своего биологического отца.

Проснувшись в то утро, когда мы должны были ехать в церковь Святого Иосифа и встретить моего отца перед хранящимся там сердцем святого брата Андре, я увидел, что отец Макнами еще спит. Я выглянул из окна и полюбовался свежим снегом, выпавшим ночью. Город был словно засыпан тончайшим белым песком, в котором машины и люди, спешившие на работу, постепенно прокладывали тропинки в разных направлениях.