Оксана поздоровалась и вошла в ее комнату.

Делала все автоматически – чисто и четко. Каждая вещь должна стоять на своем месте. А вещей и всяческих безделушек здесь было много – не дай бог задеть хоть одну! На ночном столике стояла большая фотография ее покойного мужа – богатого ювелира, благодаря которому фрау и владеет этим «имением». Оксана вздохнула и включила пылесос…

Фрау Шульце подошла тихо и стала за ее спиной в тот момент, когда она засмотрелась на большой портрет молодой женщины, висевший над кроватью.

Вокруг утонченного лица женщины ореолом светились белокурые волосы, в руках она держала красную розу.

И улыбалась.

Но улыбка была грустной и не гармонировала с выражением больших, странного – «с золотинкой» – цвета глаз. Оксана всегда засматривалась на этот портрет, он завораживал ее этим вот своим выражением – грустные глаза и будто вымученно растянутые в улыбку губы.

– Плохая работа, не так ли? – сказала фрау Шульце. – Я ее никогда не любила. И этот цветок в руках – верх безвкусицы. Но так хотел муж.

Оксана вздрогнула от неожиданности. Вежливо обернулась:

– Ну что вы, фрау Шульце! Мне очень нравится. Особенно глаза. Они у вас совсем не изменились…

Хорошая мина при плохой игре… – пробормотала старуха.

Оксана пожала плечами и стала обмахивать фарфоровые безделушки пушистой щеткой. Она не любила, когда хозяйка наблюдает за уборкой – вдруг сделает что-то не так или оставит пыль в углу подоконника. Но фрау не уходила. Видимо, захотела поболтать.

– А вам приходилось сохранять улыбку на лице, когда жизнь проиграна? – спросила она.

Оксана остановилась и внимательно посмотрела на нее.

– Да, – сказала она, – и очень часто. Но неужели вы знаете, что это такое?

– Знаю. А еще я знаю, что вам пока рано чувствовать себя проигравшей.

Оксана удивленно посмотрела на фрау – что она может о ней знать?..

– Я чувствую себя нормально, – ответила она, продолжая обмахивать статуэтки.

– Тогда извините. Не буду вам мешать.

Фрау вышла, прихрамывая на одну ногу. Оксана еще раз взглянула на портрет – что делает с людьми время! Неужели когда-то и она станет такой – немощной, в морщинах, с кучей болячек и с воспоминаниями, которые никому не нужны. А главное – с этим вечным «фонариком боли» и пустотой внутри грудной клетки. Оксана посмотрела на себя в зеркало, растянула губы в улыбке – и выражение ее лица стало похожим на выражение лица женщины на портрете.

Да, пока рано чувствовать себя проигравшей. Еще есть время…

В этот день, убрав в комнатах домовладелицы, Оксана:

а) рассортировала и вынесла три ведра использованных медицинских причиндалов герра Отто,

б) отскоблила пол под его кроватью от засохших пятен мочи – видимо, больной не дождался «утки» от племянника, с которым жил,

в) вымыла, смазала и перебинтовала ноги старика, раны на которых издавали жуткое зловоние, и из них сочилась белая жидкость,

г) четыре раза прочитала ему «Послание к филистимлянам»,

д) сварила обед и накормила им герра Отто через катетер,

е) безрезультатно трижды высаживала старика на «утку», пока не сделала клизму, на что старичок среагировал слишком бурно – так, что пришлось снова перестилать постель и мыть пол,

ж) постирала белье, которое все равно сохраняло запах старости и миазмов…

Когда алфавит исчерпался, начались просто «пункты», которые еще следовало выполнить после дежурства у больного:

1. Выгулять собак фрау и герра Шумахера,

2. Забрать из школы детей фрау Моники,

3. Купить и завезти продукты семье Мюллер

и наконец – зайти на почту и отправить перевод домой.

Последний пункт смог подсластить всю тяжесть и горечь сегодняшнего дня, он придавал ему смысл, тешил душу.

Через месяц она отправится в Израиль – дело уже почти решенное, и тогда сможет отсылать гораздо больше. Распрощается с несчастным стариканом, со всеми этими счастливыми семьями, с Меджнуном, с жильцами дома фрау Шульце, которые ее презирают. Им она скажет, что выходит замуж и будет жить в собственном доме на берегу Средиземного моря.

Это будет почти правдой: три месяца назад через Интернет она познакомилась с Сэмюэлем, который предложил ей фиктивный брак и работу на своей автозаправке неподалеку от Иерусалима. Судя по обмену письмами и фотографиями, он не вызывал особого доверия – был старым, толстым и лысым, но уверял, что ее заработок будет вдвое больше, а климат – гораздо лучше, чем в Германии. А года через три– четыре она сможет вернуться на родину или будет иметь право пригласить к себе детей. И это были радужные перспективы. Ради них стоит работать. А работы она никогда не боялась.