–  Ну, спросил и спросил.

–  Не-е-е-ет… - возразил Шумский.
– Он просто так ни о чем не спрашивает!

–  То, что картины нет в каталоге, пойдет нам на пользу, - рассудил хозяин «Галереи».
– Нет ни снимков, ни каких-либо других изображений «Нимфы». Копию даже будет не с чем сравнивать.

–  Как же нету? Как нету? А те фотографии…

–  Молчи!
– приложил палец к губам Чернов.
– Нет никаких фотографий и не было. Понял?

–  Рогожин подделку признает… его не обманешь. Страшно мне, Анисим!

–  Художника еще найти надо. Объявится - договоримся! Деньги - великая сила, Федя.

–  Я как подумаю об этом… спонсоре, - судорожно вздохнул Шумский, - у меня аж мороз идет по коже. Вот я его не знаю, ни разу не видел, а уже боюсь.

–  Тебе не бизнесом заниматься надо, а в монастырь идти, постриг принимать!
– потерял терпение Анисим Витальевич.
– Нельзя же трястись от страха по всякому поводу?! Допустим, догадается покупатель, что вещь не подлинная… да ведь не убьют нас за это! В крайнем случае вернем деньги. Ну, прослывем мошенниками, лишимся репутации… Тоже не смертельно. Выкрутимся как-нибудь! Не впервой.

–  Хоть бы Смирнов нашел настоящую картину, - прошептал Федор Ипполитыч и суеверно перекрестился.
– Спаси нас, господи, и сохрани!

–  Перестань…

В присутствии гипсового Аполлона, взирающего на них с откровенно насмешливой улыбкой, упоминание о другом божестве выглядело нелепо. Шумский сам смутился, покраснел.

–  Фу-ты… - вздохнул он.
– Ну и денек!

–  Пора начинать, - сказал Анисим Витальевич, глядя на часы.
– Народ заждался.

Открытие выставки «Этрусские тайны» произвело фурор. Было много журналистов, критиков и представителей богемы. Дорогие буклеты разлетелись с быстротою молнии. Пришлось посылать в типографию за второй партией.

–  Я говорил, надо привезти все, - довольно улыбался хозяин «Галереи».
– Какой успех!

Большинство посетителей, желая выглядеть интеллектуалами и тонкими знатоками искусства, шумно восхищались, обсуждали эскизы фресок, этюды и своеобразную манеру живописи Рогожина. Звучали древние названия этрусских городов - Цере, Тарквиния… Множество людей толпились у пустого места, где должна была висеть «Нимфа», как будто они могли ее увидеть. Отсутствие картины в каталоге распаляло воображение. На ходу придумывались версии происшествия, одна замысловатее другой. Шумский и Чернов сохраняли невозмутимое молчание сфинксов. Это сбивало с толку, заставляло искать самые невероятные объяснения пропажи.

Отсутствие Саввы Рогожина тоже сыграло свою роль. Пошли слухи, будто художник пришел в отчаяние, лишившись лучшей картины, погрузился в глубокую депрессию, напился и даже хотел покончить с собой. А возможно, и покончил. И что в образе нимфы он запечатлел свою бывшую возлюбленную, трагически погибшую.

Тема смерти обсасывалась со всех сторон, обрастая романтическими и загадочными подробностями. Словом, журналисты, которым господин Чернов заранее заплатил, старались вовсю. Их фантазиям не было предела, как и любопытству публики.

Анисим Витальевич переутомился и к вечеру свалился с головной болью. Его одолевали дурные предчувствия…

Ночью, накануне того же дня, в Лозе прошел ливень. На дорогах стояли лужи, в которых отражались бегущие по небу обрывки туч. Деревья и трава успели немного просохнуть, но воздух был напитан испарениями земли; в низинах стелился молочный туман.

Старуха, соседка Рогожина по дому, стояла на крыльце, подслеповато щурилась из-под низко повязанного платка.

–  Ничего не знаю, милок… Савву, видно, бес попутал. Он сначала выпивал понемногу, а потом все больше и больше. Жил одиноко, бобылем. А холостая жизня мужика губить! Видать, запил совсем, застрял у какой-нибудь пьянчужки, и квасят они теперя на пару. У нас ведь баб-алкашек хватает…

Смирнов поднялся по шатким, скрипучим ступенькам наверх, к двери художника, долго стучал, прислушивался - ничего. Бабка врать не станет, это он так решил проверить, для очистки совести.

Во вчерашний свой приезд в Лозу сыщик не смог встретиться с участковым милиционером, поговорить. Тот уехал на свадьбу в соседнюю деревню.

–  Сегодня мне повезет, - бормотал Всеслав, топая по заросшей бузиной и рябиной улочке к отделению милиции.
– Участковый окажется на месте, живой, трезвый и в хорошем расположении духа.

Его молитвы были услышаны на небесах, потому что милиционер Коля Зыков как раз вернулся со свадьбы. Он сидел в тесном кабинете, изнывая от головной боли и с тоской глядя за окно на желтеющие старые клены. Перед ним стоял графин с водой, за которой он ходил к целебному ключу, коих на окраинах поселка имелось великое множество. Вода помогла унять тошноту и рези в желудке, но против тяжести в голове и ломоты в висках оказалась бессильна.