–  А на ноже?

–  Что «на ноже»? Ножом никого не убивали, - сказал Всеслав, наливая себе большую чашку кофе.
– А разрезание говяжьей печени не влечет за собой уголовной ответственности. Да и отпечатков на ноже нет, я говорил.

–  Но разве это не странно?
– удивилась Ева.
– Собираясь повеситься, Рогожин пьет водку, потом надевает перчатки, берет нож, режет печенку… вешается… а перчатки исчезают?

–  Не заслуживающая внимания деталь. Мог обернуть ручку чем-нибудь - там полно разных тряпок на полу разбросано.

–  Но зачем ему это делать?

–  По всему выходит, Рогожин был не в себе, много выпил, да и с мозгами у него не все в порядке… Его поступки не могут быть логичны. Само наличие рядом с телом «жертвенной печени» говорит о странностях характера художника. Ночью была гроза, которая тоже могла повлиять на его психику. Представь, что он прочитал по узору молнии свой приговор. Дескать, пора в петлю, дорогой Савва! И все… Он умер примерно между одиннадцатью и двенадцатью ночи. Уже гремело, сверкало, шел дождь - это я проверил. А подошвы его сапог чистые, сухие. Значит, он был в доме. И следов грязи на полу нет…

–  Убийца тоже мог зайти еще до ливня.

–  Правильно. В этом случае ему повезло - гроза смыла все следы.

–  И в доме тоже?
– спросила Ева.

Смирнов вздохнул, подумал и, взяв себе еще котлету, принялся жевать.

–  В доме такой бедлам… настоящий мусорник - на полу чего только нет, и пылищи полно. Сам Рогожин все истоптал. В общем… четких отпечатков следов не обнаружено. Кто-то топтался: один, может, два человека… Я, кстати, тоже по дому прошелся. Возможно, вечером кто-то заходил к Савве, еще до грозы - запоздалый гость. Выпили и разошлись. Но разве он теперь признается? Побоится попасть под подозрение. Нынче все умные стали, телик смотрят… сериалы разные про уголовный розыск.

–  А как Рогожин попал домой? На чем приехал?

–  Последний автобус приходит в Ключи в семь тридцать… В тот день, в среду, Рогожина в нем не было, я спрашивал. Деревенька маленькая, все друг друга знают. Если бы увидели, запомнили бы. Мог на телеге подвезти кто-нибудь. Можно было и пешком из Лозы дойти. Многие так делают. При любом раскладе художник появился в доме после восьми. Потому что, когда пастух гнал в деревню стадо, Рогожина в доме еще не было.

–  И что это нам дает?
– спросила Ева.

–  Ничего…

–  Ты уверен, что в тот вечер кто-то пил водку вместе с художником?

–  Не уверен, - ответил Всеслав.
– Мог пить… Мог ходить… Мог подвезти Рогожина… Мог убить… Все это только предположения. В этом деле я ни в чем не уверен!

–  А посуда… ну, стаканы грязные остались?

–  Там полно грязной посуды. Кстати, водку можно и из горлышка выпить. По очереди.

–  Шутишь?

–  Мне не до шуток, Ева. Все так дьявольски запуталось… Я уже не говорю о краже. Как к ней подступиться?

–  Мой поручитель интересуется картиной «Нимфа», - сказал Геннадий, уставившись на Чернова холодным немигающим взглядом.
– Когда он сможет ее приобрести? Ваша рекламная кампания закончилась? Я имею в виду, не пора ли объявить о чудесном возвращении «Нимфы» и представить ее наконец изнемогающей от любопытства публике?

–  Дайте нам еще пару дней!
– взмолился Анисим Витальевич.
– Интерес не успел достигнуть пика.

Геннадий зло сверкнул глазами, но сдержался.

–  Ладно, - поджав губы, согласился он.
– Самоубийство Саввы Никитича чрезвычайно расстроило его покровителя. Никто не ожидал подобного. Думаю, мне удастся уговорить его дать вам еще два дня. Кстати, возьмите на себя заботы о похоронах художника. Дополнительная сумма будет вам для этого выделена.

Геннадий сухо кивнул и, неестественно выпрямившись, вышел из кабинета хозяина «Галереи».

Чернов и Шумский переглянулись.

–  Как твой Минаев? Когда он закончит «Нимфу»? Я говорил, что разразится скандал!
– прошептал Шумский, наклоняясь к Анисиму Витальевичу.

Они одновременно взглянули на дверь. Не подслушивает ли Геннадий? Такой тип на все способен.

–  Написать копию оказалось сложнее, чем я думал, - покачал головой господин Чернов.
– Даже великий мастер Орест Минаев едва не опустил руки. Хорошо, что Савва мертв… Прости меня, господи! Грех так говорить! Орест не привык писать с фотографии, обычно он делает копии с оригиналов… поэтому у него возникли затруднения.

–  Снимки можно увеличить до нужных размеров, подключить компьютерщиков, - сказал Шумский.
– Мы не можем больше водить Геннадия за нос. По-моему, он уже что-то заподозрил.