–  Мы тут посмотрим ее вещи. Дневника у нее нет?

Данилин пожал плечами:

–  Я целыми днями на работе, мать болеет… в общем, не знаю я о сестре ничего, - вздохнул он.
– Писать она не любит. А насчет дневника… ищите. Если с собой не забрала, то должен быть здесь. Вот ее шкаф, тумбочка, книжные полки…

Он махнул рукой и тяжело опустился на стул.

Комната девушки была в идеальном порядке: раскладной диван, тумбочка и шкаф, у окна - столик с компьютером, на стене - застекленные полки, глянцевый плакат с кадром из кинофильма «Жестокий романс» - Лариса и Паратов на пароходе, с цыганами, развлекаются. Над диваном висит красивая гитара ручной работы, на тумбочке - настольная лампа и потертая книжка Кэрролла «Приключения Алисы в Стране чудес».

Смирнову показалось, что он уже был в этой строгой, чистой комнате. Повинуясь первому импульсу, он шагнул к шкафу, раскрыл его - вещи аккуратно лежали на полках, висели на вешалках. Похоже, Алиса действительно ничего не взяла с собой, кроме сумочки.

В тумбочке нашлась пара записных книжек и несколько тетрадей, которые сыщик забрал с собой. Шкатулка с недорогими украшениями стояла на столике, и Данилин подтвердил, что почти все на месте.

–  Нет ее часов, золотых сережек и колечка, которое я подарил ей на восемнадцатилетие, - сказал Алексей Степанович.
– Но это понятно. Она постоянно их носит.

В компьютере тоже ничего существенного не нашлось: игры, бухгалтерские программы, материалы для учебы - все. Никаких личных писем, заметок, набросков, никаких откровений. Альбом с фотографиями такой же, как у всех - детские снимки, школа, выпуск, студенческие вечеринки, пикники, экскурсии.

Всеслав выбрал несколько фото, где Алиса была вместе с долговязым молодым человеком, стриженым, с выразительными черными глазами.

–  Это Глеб, - сердито сказал Данилин.
– Убить мало паршивца!

Ева все время молчала, напряженно следила за действиями Смирнова, смущенно краснела. Ей казалось кощунством рыться в чужих вещах.

Хозяин квартиры искоса бросал на нее любопытные взгляды. Как бы он ни был расстроен, женщина, которую привел Всеслав, вызывала у него интерес. Она была красива той необъяснимой славяно-персидской красотой, издавна отличавшей русских княжен: огромные, чуть раскосые зеленовато-серые глаза, высокие скулы, пухлые губы и густые, вьющиеся колечками у висков русые волосы.

–  Уже поздно, - сказал сыщик, закончив беглый осмотр комнаты.
– Записные книжки и тетради я изучу дома. Если понадобится, приду опять.

–  Да-да, конечно… - рассеянно кивнул Данилин.

Геннадий быстрой, деловой походкой вошел в зал, огляделся. Интерьер выставки был превосходен: стены, отделанные под бледный мрамор; архаические статуи Аполлона и Афродиты; пара бронзовых котлов на треножниках; на прозрачных стеллажах - греческие вазы, тяжеловесная этрусская черно-оливковая керамика, знаменитые глиняные сосуды буккеро, отливающие металлическим блеском.

–  Неплохо, - сдержанно одобрил посредник.
– Мы в вас не ошиблись, господин Чернов. Думаю, мой поручитель останется доволен: деньги потрачены не зря.

Эскизы фресок, этюды и наброски, многофигурные композиции на картонах были забраны под стекло и подсвечены, картины висели в простых полированных деревянных рамах.

–  Эта голова менады восхитительна, - сказал Анисим Витальевич, сопровождающий Геннадия.
– Вы не находите?

–  Мне больше нравится горгона, - одними губами улыбнулся посредник, останавливаясь у изображения грозной фигуры с разинутой пастью, высунутым языком и уродливо повисшими грудями.
– Она потрясающе, ослепительно безобразна! Наш Савва Никитич - гений, настоящий маэстро живописи.

Он перешел к следующей картине, на которой застыла в своем мрачном полете крылатая этрусская богиня подземного мира Вант в окружении демонов, карликов и шутовски приплясывающих уродцев.

–  Вы чувствуете дыхание смерти?
– шепотом спросил Геннадий, наклоняясь к уху Анисима Витальевича.
– Оно витает среди этих образов, наполняя их потусторонней силой… А? Что вы на это скажете?

Чернов невольно отшатнулся. Посредник наводил на хозяина «Галереи» суеверный ужас: он сам казался одним из демонов, только одетым в дорогой костюм и причесанным в элитном парикмахерском салоне.

–  Чрезвычайно выразительная манера письма у господина Рогожина, - не поднимая глаз, подтвердил Анисим Витальевич.

–  Ну-ну, милейший… не пугайтесь, - успокоил его Геннадий.
– Вам еще не скоро предстоит услышать шелест крыльев богини Вант!

Так, переговариваясь, они подошли к центру экспозиции, где, затмевая всех и вся, сияла, царила «Нимфа» - прозрачные, печально-испуганные глаза девушки соперничали блеском с драгоценным ожерельем на длинной нежной шее; совершенная, светящаяся изнутри фигура изогнулась в изящном порыве, исполненном предсмертной истомы… Бог Аполлон, отвернувший от зрителей свое лицо, казался чудовищем, преследующим юную деву.