Естественно, эти вопросы вслух не произносились, так что ожидать на них ответы было бы глупо. Бондарев и не ожидал. Он глядел, слушал, запоминал. Словно лазутчик на вражеской территории. Что вполне соответствовало действительности.

В той части склада, где рванула мина, особо смотреть было нечего. Рабочие почти успели убрать обломки и осколки, закопченный асфальт и стены поливали водой из шлангов. Несмотря на это, в воздухе все еще ощущался запах кордита, запомнившийся Бондареву по злополучному отелю «Ориентал».

— Жертвы были? — спросил он.

— Не знаю, — ответила Кйоко. — Кажется, нет.

— Кажется, нет, — повторил Бондарев, разглядывая бурую лужицу, до которой не успели добраться водные струи. — Вы звонили в полицию?

— Таких распоряжений мне не давали, — был ответ.

— Прозвучал взрыв, а вы сидели и ждали распоряжений?

— Меня в это время здесь не было.

Торопясь покончить с неприятной темой, Кйоко отвела Бондарева под временный навес, где велась упаковка одинаковых голубоглазых дедов-морозов в синих шубах до пят.

— Это лишь один из пунктов отгрузки, мистер Железняк, — пояснила она. — Заказов очень много, поэтому вся фабрика занимается их выполнением. Давайте пройдем в соседнее помещение.

Бондарев смотрел на новехонькую ленту конвейера, по которой прибывали все новые и новые деды-морозы. Все они были ростом сантиметров пятьдесят и подозрительно смахивали на уменьшенные копии Льва Толстого. Бондареву захотелось включить одного из роботов или хотя бы взглянуть на них поближе. Он направился к конвейеру, но Кйоко схватила его за рукав.

— В чем дело? — резко обернулся он.

— Позвольте мне показать вам офис конструктора, — пролепетала секретарша, оттаскивая его от конвейера.

— Какого конструктора?

— Я хочу представить человека, который изобрел этих русских санта-клаусов.

— Дедов-морозов!

— О’кей, тет-тофф мьорософф.

Вскоре перед Бондаревым предстал инженер, маленький человечек с густой шапкой иссиня-черных волос, похожих на папаху. На мир он смотрел сквозь линзы очков толщиной с порядочное увеличительное стекло. Может быть, он был гениальным конструктором, но при этом оставался никудышным собеседником. Как Бондарев ни бился, ему не удалось выудить ни крупицы полезной информации. Инженер либо «бекал-мекал» по-японски, либо начинал изъясняться совершенно непонятными терминами. Одним словом, толку от него было, как от козла — молока.

А когда этот бесполезный во всех отношениях разговор закончился, Кйоко вывела Бондарева на улицу и заявила:

— Я думаю, на сегодня с вас хватит. Миссис Такахито настоятельно просила не утомлять вас осмотром фабрики. В нашем городе есть и другие места, гораздо более интересные.

— Какие? — мрачно осведомился Бондарев, понявший, что его попросту обвели вокруг пальца.

— Разные, — туманно ответила японочка. — Их много.

— Я никуда не пойду.

— Не надо идти. Мы поедем. Можете сесть за руль, если хотите.

— Что я хочу, так это продолжить производственную экскурсию.

— Невозможно, — вздохнула Кйоко. — Срок выписанного вам пропуска истек. Продолжим завтра, хорошо?

«Плохо», — подумал Бондарев, но смолчал.

Кйоко привела его к своему маленькому потрепанному «Ниссану», довольно скромному по меркам того, кто захотел бы прокатиться на крутом японском автомобиле. Они отправились в путь, переехали по мосту на следующий остров и принялись бесцельно колесить по Хиросиме. Все это время ротик Кйоко не закрывался ни на минуту. Она говорила много и охотно на любые, самые неожиданные темы, а когда Бондарев спрашивал, куда свернуть или как добраться туда-то, моментально терялась. Ориентировалась в городе она не лучше, чем стрекоза, попавшая в муравейник.

После того как их «ниссанчик» четырежды пересек один и тот же мост, Бондарев решил взять инициативу в свои руки и действительно очень скоро вырулил на одну из центральных магистралей города. Он собирался спросить, почему Кйоко не позволила ему взять в руки деда-мороза и почему не представила его управляющему, Хато Харакумо, когда она схватилась за руль и резко вывернула его вправо:

— Нам надо туда!

— Нам налево, — возразил Бондарев, чудом избежав столкновения с рыбным фургончиком, на борту которого красовались два влюбленных осьминога. — И вообще, когда веду машину, я предпочитаю, чтобы руль находился только в моих руках.

— Простите меня, — сказала Кйоко, — но я решила, что вам захочется взглянуть на Парк Мира.

— Это где девочка с журавликами? — спросил Бондарев.

— Вы там уже бывали? — На ее симпатичной мордашке проступило такое разочарование, что пришлось соврать.

— Нет, просто слышал.

— Тогда, — оживилась Кйоко, — может быть, вы хотите взглянуть на парк собственными глазами?

Японцы не только глубоко переживают национальную трагедию 1945 года, но и гордятся тем, что сумели выстоять, пережить кошмарный шок и возродиться, словно Феникс из пепла. Им кажется, что все должны непременно разделять с ними чувства по поводу атомной бомбардировки и постоянно помнить о бедствии, постигшем Хиросиму и Нагасаки. У Бондарева язык не повернулся отказать своей маленькой черноглазой спутнице.