– Оставим это и двигаемся дальше. Кто докладывает следующий?

Ланч продолжался, полицейские ели и слушали в атмосфере, которая сподвигала к совместной работе. Гамаш верил в совместную работу своей команды, а не в конкуренцию. Он понимал, что с этим своим мнением пребывает в меньшинстве среди руководства Квебекской полиции. Он верил, что хороший руководитель должен также уметь слушать своих подчиненных. И учил своих людей относиться друг к другу с уважением, выслушивать предложения, поддерживать один другого. Не все понимали это. Полиция была полем конкуренции: тот, кто добивался результатов, получал повышение, а если тебя кто-то опережал, то ты оставался на прежнем месте, а он продвигался наверх. Гамаш знал, что в полиции нередко награды получают незаслуженно, а потому награждал командных игроков. У него была почти стопроцентная раскрываемость, а он вот уже двенадцать лет как ни на шаг не продвинулся по службе. Но он был счастливым человеком.

Гамаш ел жареную курицу с тостами – блюдо ему понравилось, и он решил, что будет заезжать сюда. Кто-то из полицейских взял себе пиво, но Гамаш предпочел имбирный лимонад. Гора сэндвичей быстро исчезла.

– Коронер обнаружил что-то странное, – доложила Изабель Лакост. – В ране были два перышка.

– А у стрел есть перья? – спросил Гамаш.

Перед его взглядом снова возник святой Себастьян со стрелами в теле – все стрелы с оперением.

– Раньше были, – вставила Николь, радуясь возможности показать свои знания. – Теперь оперение делают из пластика.

Гамаш кивнул:

– Я этого не знал. Что еще?

– Как вы видели, крови было очень мало, что обычно случается при мгновенной смерти. Она была убита на том самом месте, где ее нашли. Тело не перемещалось. Время смерти – между шестью и семью часами этого утра.

Гамаш сообщил всем, что ему стало известно от Оливье и Йоланды, и раздал поручения. В первую очередь нужно обыскать дом Джейн Нил. В этот момент зазвонил телефон Гамаша – это был адвокат Йоланды Фонтейн. Гамаш ни разу не повысил голоса, но его раздражение было очевидно.

– Пока мы не можем войти в дом Джейн Нил, – сообщил он, захлопнув телефон. – Адвокат миссис Фонтейн невероятным образом сумел отыскать судью, который издал предписание, запрещающее нам обыскивать дом.

– И как долго будет действовать это предписание? – спросил Бовуар.

– Пока не будет доказано, что это преднамеренное убийство или что миссис Фонтейн не является наследницей покойной. Теперь действуем по следующему плану. Нужно отыскать завещание мисс Нил, собрать информацию о местных лучниках. Мне также нужно знать, почему охотник, если он случайно убил мисс Нил, вытащил из тела стрелу. И еще узнать побольше о смерти Тиммер Хадли. Я обустрою для нас оперативный штаб где-нибудь в Трех Соснах. Кроме того, я должен поговорить с Питером и Кларой Морроу. Бовуар, ты пойдешь со мной. И вы тоже, агент Николь.

– Сейчас День благодарения, – напомнил Бовуар.

Гамаш остановился на полуслове. Он забыл об этом.

– У кого-то есть планы на праздничный обед?

Все подняли руки. У него тоже были планы. Рейн-Мари пригласила на обед лучших друзей. Кружок узкий, так что его точно будет не хватать. И он опасался, что объяснение «уехал в центр исправительного воздействия» их не убедит.

– Изменение планов. В четыре часа, то есть через полтора часа, мы уезжаем в Монреаль. За это время вы должны успеть сделать все по максимуму. Мы не хотим, чтобы индейка на наших столах остыла.

Бовуар открыл деревянную калитку и ступил на петляющую тропку, ведущую к дверям коттеджа. Вокруг дома росла гортензия, цветы которой порозовели в холодную погоду. Вдоль дорожки красовались старые садовые розы, а под ними какие-то багряные цветы. Гамаш решил, что это лаванда. Он сделал себе пометку на память: когда будет время, спросить у миссис Морроу. Наперстянку и алтей он узнал сразу. Единственное, чем его не устраивала квартира в Утремоне, было отсутствие хотя бы клочка земли – только ящики на подоконниках. А вот такие сады ему нравились. Сад идеально подходил скромному кирпичному дому, к которому Гамаш сейчас направлялся. Темно-синюю дверь открыл Питер – они даже постучать не успели. Они оказались в маленькой прихожей с ее разнообразными запахами от курток на вешалке и ботинок под длинной деревянной скамьей.

– Берлингтонская станция передает, что ожидается дождь, – сказал Питер, принимая у них плащ и куртку, и провел визитеров в большую кухню, какие бывают в загородных домах. – Они, конечно, почти всегда врут. У нас здесь, похоже, микроклимат. Вероятно, дело в горах.

В комнате было тепло и уютно, здесь стояли полированные кухонные столы, а на открытых полках разместилась керамика, оловянная посуда и стекло. Лоскутные коврики хаотично лежали на крытом линолеумом полу, придавая кухне спокойное обаяние. На конце соснового обеденного стола стоял огромный букет – настоящий остров по размерам. Клара сидела на другом конце, закутавшись в вязаный шерстяной платок. Вид у нее был бледный и расстроенный.

– Кофе?

Питер был не очень уверен, какому этикету следовать. Но все трое визитеров отклонили предложение.

Клара слабо улыбнулась и пожала им руки, при этом платок соскользнул с ее плеча. Гамаш знал, что привычка к вежливости так глубоко укоренилась в людях, что они улыбались, даже превозмогая личное горе.

– Примите мое сочувствие, – сказал он Кларе.

– Спасибо.

– Я хочу, чтобы вы сели там, – прошептал Гамаш, указывая Николь на простой сосновый стул у дверей прихожей, – и делали записи.