Я, конечно, сел в мягкое кресло, поскольку дамочки пришли ко мне.

— Мы родители тех ребят, где вы недавно выступали, — начала старшая, почему-то волнуясь.

— Был грех, — признался я.

— Пришли к вам относительно деликатного вопроса…

— Насчет металлолома?

Они все переглянулись меж собой, будто я выразился. Но при женщинах я ни-ни, да и при мужиках этого избегаю — только уж если вынудят.

— Николай Фадеевич, произошла загадочная история, — продолжила старшая. — После вашего выступления, по словам завуча весьма неудачного, почти все мальчики класса решили не в девятый идти, а поступить в это… в профтехучилище…

— А потом всем пойти в вашу бригаду! — чуть не крикнула какая-то мамаша.

Я встал, поскольку для моих заготовленных слов не помешало бы рукопожатие, да засомневался насчет тактичности. Поэтому сказал просто, как положено:

— Поздравляю вас, дамочки, с этим праздником!

И сел. И подскочил, поскольку в комнате отдыха вроде бы громыхнула атомная бомба — огня не было, но гул пошел. Даже я подумал, не передохли бы пучеглазые рыбки — так бабоньки галдели.

Я струхнул. Пять крепких теток, целая бригада, отметелят за милую душу, и супруга не примет.

— Дамочки, нельзя ли прояснить вопрос?

— Вы сбили с панталыку ребят! — прояснила одна.

Тут уж я смекнул окончательно и пригляделся позорче. Одна, значит, постарше всех и посерьезнее ликом. Вторая жирком заплыла, беленькая, на спелый кабачок похожая. Третья худенькая и черноволосая, наподобие цыганки, — глазами так и сечет. Четвертая под рыжинку выкрашена и даже сидя повыше меня будет. А у пятой сумка продуктовая, как воз на коленях, — затоварилась под завязку, три куриные лапы торчат.

— Дамочки, а кем бы вы хотели видеть своих огольцов?

— Мой всегда мечтал о театральном.

— А мой физик, прирожденный физик!

— Вадушку тянет в спорт, метр девяносто рост.

— Мой парень в гражданские летчики хотел.

— У моего еще нет определенности, но не под машиной же ему лежать…

— А чем плохо-то? — уже назло спросил я.

— Ах, оставьте! — бросила цыганистая и разглядывает мою спецодежду.

— Между прочим, вчера стиранный, — ответил я на ее взгляд.

— Вы должны нас понять, как матерей, — мирно сказала старшая, видать как уполномоченная.

— Я не всякую мать понимаю, дамочки.

— Мать — это свято, — вскипела рыжеволосая, крупная.

— Это вы бросьте, уважаемые. Я встречал матерей похуже дикарей. В моем доме живет такая — в соску пива наливает, чтобы дите спало покрепче.

— Ни одна мать не пожелает ребенку плохого, — опять умиротворяет старшая.

— Вы-то желаете, — спокойненько заявил я.

— Как? — чуть не хором они.

— Хлопочете, дорогие мамаши, о первой сущности, позабыв про вторую.

— Не понимаю, — призналась уполномоченная.

— Тогда расскажу вам байку, от знакомого мужика слышанную…

— Что такое байка? — спросила та, которая походила на переспелый кабачок.

— Байка — это вроде анекдота без матюков.

…Жил-был у благородных родителей сын. Они из него большого человека делали. Чему только не учили… А он, язви его под сваю, к земельке пристрастился. Горшки да ящики завел и ростил в них чудеса. Грибы разные, цветы мохнатые, ягоды винные… Верите ли, в ящике вывел плод размером с фару от ГАЗ-69, а вкус — как у картофельного пюре на сливочном масле. А родители взъелись. Будто земля грязная, будто в ней микробы… Ну, общими усилиями и ликвидировали все горшочки с ящичками. Согласился сын на должность большого человека. Только как-то ночью мамаша как заорет на весь дом нутряным криком от дикого страха… Народ сбежался. А ей в одно место впилась игла наподобие шприцевой. Глянули под кровать, а там кактус африканский растет с небывалой скоростью. Ну?

Дамочки молчат, переваривают.

— Наши дети нам кактусов не подсунут, — не вытерпела та, у которой в сумке трехногая курица.

— Не скажите, дамочки. Коли вы им жизнь испортите — промолчат?

— Чем испортим? — сурово спросила старшая.

— Вот эта мамаша толкает в артисты… А вдруг талантов не хватит? Вот и неудачник. А физика? Она ох каких способностей требует, там элементарных частиц вагон, и одна другой мельче. Рост сто девяносто… А есть ли у него дарования в спортивном интересе? Коли нет, то упрется жизнь в ребят бампером и хрустнут их судьбы.

— Боже, он нас учит! — изумилась цыганистая.

— Говорила всем кума: одолжите мне ума, — согласился я.

Эти дамочки оказались не дамочки, а куры пернатые. Кусок у соседа вытащат да своему дитю в рот запихают. Ни вперед не смотрят, ни назад не оглядываются. Родительская любовь. Ей-богу, не пойму, чего ее святой зовут. Любят-то детей собственных, своих, кровных. Или любовь детей к родителям. Любят-то своих родителей, собственных, кровных. У зверья и птиц то же самое — за своего детеныша хвост тебе оторвут и рога обломают. Это идет от натуры, от природы. Какая тут святость? Инстинкты по-научному. А вот когда чужих детей любишь, как своих, когда чужих стариков бережешь, как собственных, — тогда и святая любовь. Поскольку она от души, от общей любви к людям.