— Ушли, — зло прошипел Нежила, убедись в бесплодии поисков. — А ты, отче, где был до полуночи? — спросил Семена. — Не сказал вовремя о Строиловичах?

— С вечера тут я был, осударь, — лебезил Глина, терзаясь за неудачу доноса. — Смотрел… Люди шли к Строиловичам.

Выступив походом на Копорье, Александр не давал в пути покоя воинам. Ладьями вниз по Луге шли без отдыха. На полпути, чтобы не оказать заранее себя меченосцам, воины бросили ладьи, двинулись пеше; шли по бездорожью, лесами. Путь на Копорье указывали жители попутных погостов и займищ. Погода стояла сухая, в болотинах, во мхах не замочишь ноги. Одолев путину, войско появилось у стен Копорья..

Выступая в поход, новгородцы ожидали, что найдут в городе вал и тыновой острог из соснового «столпия». Сделать пороками проломы и вырубить «столпие» не составило бы великих трудов. Но оказалось, город срублен на высоком скалистом холме. На валу, за рвом, городовая стена — наполовину каменная, наполовину из срубов с заборолами.

Полдня метали пороки тяжелые камни в срубы, лучники обвивали смоленой ветошью наконечники стрел, зажигали и бросали зажженные стрелы. В городе начался пожар. И когда в стенах образовались проломы — начался бой. Упорно бились ливонцы; бились на валу, у городовых стен, в городе с вошедшими в проломы русскими воинами. Больше половины ливонцев пало в битве; пал и командор фон Сакен. Его поразил в поединке, разрубив мечом, Гаврила Олексич. Малочисленные, расстроенные толпы крестоносцев, бежав из боя, спустились к морю и ушли на ладьях в сторону Колывани. Александр велел разрушить и сжечь город, чтобы лишь жалкие развалины да смешанная с прахом зола напоминали о твердыне рыцарей на Води.

Княжий гонец, который привез в Новгород весть о победе, передал воеводам Тулубьеву и Дружинину указ Александра — выступать с полками на Шелонь и двигаться к Порховскому городку.

Слух о походе новгородцев на Псков достиг фон Балка. Это встревожило командора, но все же он не верил и не мог верить тому, будто Александр, повоевав Копорье, выступил к Пскову. Будь новгородцы у Порховского городка, о чем передавали слухи, рыцарь Гиршфельд, который сидит с войском в Порхове, послал бы с вестью гонца на Псков. О том, что новгородцы у Порхова, фон Балк слышал с утра, но наступил вечер, рыцарь Гиршфельд не слал гонца. Это успокоило тревогу Балка. На ночь, не из боязни внезапного нападения новгородцев, а лишь для страха псковичам, он велел усилить стражу у ворот Детинца и у окольных стен.

Слухи о приближении новгородцев не замирали. Фон Балк, чтобы рассеять их, утром велел посаднику Твердиле снарядить людей и указать им идти до Шелони. Встретят на пути новгородское войско — немедленно бежали бы в Псков. Миновал еще день. Гонцы Твердилы не вернулись.

Ночью Псков обезлюдел. На улицах не видно жителей, только проходили изредка городские стражи; у ворот, опираясь на копья, дремали ливонские воины.

Не погасла вечерняя заря, как уже занялась утренняя. Первые солнечные лучи ласкали окропленные росой тесовые крыши хором, когда к фон Балку пожаловал посадник Твердила Иванкович. Он запыхался от быстрой ходьбы. Наглухо прикрыв за собой дверь в горницу, без поклона, с каким Твердила всегда входил к командору, он вымолвил:

— Гонец… На Шелонь ходил… Сказывает: о полудню новгородское войско будет к Пскову. Ходили на Шелонь трое, вернулся один, коня загнал в пути, от Лисского волока бежал пешо.

— А двое где?

— Ушли к новгородцам, — не сказал, словно выдохнул Твердила.

— Трусы! — рассердился фон Балк; длинная сухая фигура его заметалась по горнице. — Ливонские воины и братья Ордена охраняют Псков от Орды, от разбойных и враждебных Пскову новгородцев, а трусливые, как сурки, псковичи скрываются в норы свои, спасая животы. Не встанет Псков против новгородцев — сожгу город, а трусов как врагов Ордена велю бросить в огонь. Велико ли войско твое, боярин?

— Дружина псковская будет биться бок о бок с твоими воинами, благородный лыцарь, — уклоняясь от прямого ответа, пообещал Твердила.

— Велика ли дружина? — резко, так, что Твердила отшатнулся на скамье и вобрал в плечи голову, выкрикнул фон Балк. — Где рать Великого Пскова, кою обещал ты? Не вижу твоих полков, боярин. Пируешь и бражничаешь, а на то ли дана тебе власть посадничья?

— Что в моих силах, я все… — начал Твердила, оправдываясь, но фон Балк остановил его:

— Собери войско! Хватай всех, кто может топор или копье держать. Уклоняющихся и трусов не милуй. Верных себе десятников избери — они глаза твои в войске. Или к вечеру нынче будут собраны твои полки, или не быть тебе в посадниках.

…Ночью на стан новгородского войска прибежали из Пскова братья Строиловичи, Лушен и Никита Ларионовы и Антош Лосков. Их привели к воеводе Гавриле Олексичу. Псковичи рассказали воеводе, что в Пскове ждут новгородское войско и князя Александра. Когда начнется битва — зазвонят набат у Троицы; псковичи возьмутся за оружие.

— Не станется ли набат в помощь ливонцам? — спросил Олексич.

— Нет, воевода, — ответил Володша Строилович. — Много бед принял от ливонцев Псков, нынче рад будет биться рука об руку со старшим братом своим Великим Новгородом.

Олексич сказал о прибежавших псковичах князю. Александр велел привести их. Володша Строилович сказал князю, то, что говорил Олексичу, и добавил:

— Знаем мы, княже, пути и овраги вокруг города, знаем, где слабы и ненадежны городовые стены. Проведем твои полки, куда укажешь.

Открытое лицо, смелый и правдивый взгляд серых соколиных глаз, искренность, звучавшая в голосе Володши, понравились Александру.

— Возьму вас в войско, други, — сказал он. — Зазвонят набат, поднимется Псков против врага, легка будет и битва. А тебя, молодец, — Александр пристально взглянул на Володшу, — о том спрошу: побежит войско меченосцев из Пскова, где, на каких перекрестках, легче пути ему затворить?