— Вот-вот… немцы из Западной Германии тоже обратились с такой просьбой. Командующие оккупационными войсками зон сумели договориться…

— Чтобы изменить расположение линии?

— Нет, именно — нет! Линия пока остается на прежнем месте, а людям придется разрешить работать на своей земле.

— Это значит: от них пропускать крестьян к нам, а от нас — к ним?

— Да. Придется ввести пропуска. Это не должно снижать бдительности и не снимает с вас ответственности за охрану линии.

— Но ведь это новшество намного усложнит охрану линии.

— Однако не забывайте, что вы охраняете всего лишь демаркационную линию, а не государственную границу, это, во-первых. Во-вторых, вы хорошо знаете, что интересы простых немцев должны быть удовлетворены. Мы пришли сюда за тем, чтобы освободить простых немцев от остатков фашизма, вот это и надо делать.

— Так ведь простые же немцы засеяли весной землю, хозяева которой остались на той стороне. А там кто-то обрабатывал землю жителей нашей деревни. Люди затратили труд, семена…

— Это уж предоставьте решать самим немцам. Я думаю, они разберутся, кто кому из них должен. Ваше дело — открыть линию для хозяев земли и содействовать тому, чтобы немцы, с той и другой стороны, смогли обоюдно договориться. Как это сделать практически, надо подумать. Вам, видимо, придется связаться с капитаном Чаловым, потому что эта земля, — майор указал на карту, — тянется и на его участке. У Чалова я уже побывал… На все — не более десяти дней. Все ясно?

— Понятно, товарищ майор.

— Действуйте!

Я предлагал ему поужинать, но майор мигом уложил карту в планшет и, пожелав успехов, с такой же быстротой, как и появился, вышел.

Пришлось обратиться за помощью к Карлу Редеру.

Он прохаживался по комнате в одном жилете, посасывая маленькую трубочку, из которой несло удушливым смрадом какого-то дрянного табака. Редер уже слышал, как он выразился, краешком уха, разговор о земле и теперь был особенно возбужден. Быстро прохаживаясь по комнате, он поминутно зачем-то доставал часы из жилетного кармана, совал руки то под жилет, то в карманы брюк и допрашивал:

— Ну, как, господин лейтенант, ожидается что-нибудь?

— Какой у вас дурной табак, товарищ Редер, — проговорил я, словно не замечая его нетерпения.

— Что поделаешь, сын мой! На добрые сигары я не заработал за свою жизнь. — Он вывернул карманы брюк, встряхнул их и, смеясь, заключил: — Пролетарий! Живем мы с бабушкой Гертрудой всю жизнь только вдвоем, так что она привыкла ко всякому, даже самому горькому табаку. Гостей у нас бывает не много.

Взяв поданную мной коробку сигарет, он бросил трубку в пепельницу, вставил сигаретку в желтый, обожженный мундштук и, подогреваемый любопытством, настаивал:

— Ну, сжальтесь, господин лейтенант, скажите, что с нашей землей? Вы же знаете, что мы писали в Берлин, ведь больше половины моей земли на той стороне!

— Все это мне хорошо известно, дорогой дедушка. Но линия остается на месте, а на своей земле вы будете иметь возможность работать, так сказать, за границей.

Я рассказал ему все, что мне было известно, и старый Редер, будто из него выдернули «живую нитку», тяжело опустился в ветхое кресло.

— О-о! Тут будет много шуму. Мы вложили свой труд и семена в чужую землю! Как теперь разделить все это? — старик низко опустил голову.

— Между немцами-то, думаю, как-нибудь еще сможете все утрясти, но с англичанами, как поведете расчеты?

— А что с англичанами?

— Вы видели, сколько они там напахали танками? Там половина посевов на вашей земле загублена!

Редер знал, что англичане протоптали след по хлебам вдоль линии, но что они смешали с грязью еще целую полосу хлеба — услышал впервые. Его и других жителей Блюменберга не так сильно возмущали действия англичан, пока они не узнали, что потоптанные поля принадлежат им, а не только жителям Либедорфа.

Редер снова вскочил и начал быстро ходить по комнате.

— Надо собирать народ, надо обсудить, что теперь делать. Как договориться теперь с бургомистром из Либедорфа?..

Когда я сказал ему о цели своего прихода, он с готовностью предложил свой мотоцикл.

— Пожалуйста, господин лейтенант. Все равно я на нем не езжу. Денег на бензин у меня нет.

Получив на бензин, Карл Редер достал из комода ключ, отдал мне и пошел готовить собрание.

Хоть и не ездил Редер на старом своем мотоцикле, но машину содержал в порядке. Выкатив за ворота «ДКВ», я поехал в штаб батальона, не заезжая на заставу. За деревней в лицо пахнул свежий ветер, машина легко катилась по асфальту, а по обе стороны от дороги замелькали жалкие поля-заплаты.