— Почему? Разве вы знали Бена?

— Нет… просто я подумал… Как получилось, что рядом с вами никого не было?

— А кто должен был быть?

— Кто-нибудь из избирателей… из товарищей по партии.

— Вы думаете, кто-нибудь из лейбористов сейчас вспоминает о нем? — Она горько усмехнулась. — Все они сейчас готовятся возглавить этот идиотский марш, предвкушая момент, когда репортеры защелкают камерами. Бен без конца твердил о своей близости к тому, что он называл «кормилом». Но ничем хорошим это для него не обернулось.

— Будьте осторожней, — предупредил ее Ребус. — Вы говорите так, будто сами не прочь влиться в толпу протестующих. — Она, поморщившись, фыркнула, но ничего не сказала. — У вас есть какие-нибудь соображения, почему он?… — Ребус осекся. — Вы ведь знаете, о чем я хочу спросить?

— Я ведь, как и вы, служу в полиции. — Она наблюдала, как он достает из кармана сигареты. — Всего одну, — попросила она.

Ну разве мог он ей отказать? Он зажег две сигареты и присел на ограду рядом с ней.

— Ни одной машины, — сказала она.

— Город закрыт, — объяснил он. — С такси тоже проблемы, но моя машина припаркована…

— Ничего, пройдусь, — успокоила она Ребуса. — Записки он не оставил, если вы это имели в виду. Вчера он выглядел довольным, раскованным и так далее. Коллеги не могут ничего объяснить… никаких проблем на работе. — Она замолчала, устремив взгляд в небо. — Хотя на работе-то у него постояннобыли проблемы.

— Судя по всему, вы много общались.

— Почти все уик-энды он проводил в Лондоне. Мы не виделись последний месяц, может, даже два, но постоянно обменивались мейлами, эсэмэсками. — Она затянулась.

— Так были, говорите, проблемы на работе? — напомнил Ребус.

— Он определял политику помощи иностранным государствам, решая, какая из дышащих на ладан африканских диктатур заслуживает нашей поддержки.

— Тогда понятно, зачем он сюда приехал, — произнес Ребус, обращаясь больше к самому себе.

Она печально кивнула:

— Разговор о голодных и нищих за роскошным столом в Эдинбургском замке — это еще один шаг к «кормилу».

— Он понимал иронию происходящего? — предположил Ребус.

— Разумеется.

— И бесполезность своей деятельности?

Она пристально посмотрела ему в глаза:

— Нет! Бен был не таким. — С трудом сдерживая слезы, она покачала головой, тяжело вздохнула и щелчком отправила на дорогу едва начатую сигарету. — Мне пора.

Она достала из сумки бумажник и протянула Ребусу визитку. На ней не было ничего, кроме имени — Стейси Уэбстер — и номера мобильного телефона.

— Сколько времени вы работаете в полиции, Стейси?

— Восемь лет. Последние три года в Скотленд-Ярде. — Она снова посмотрела ему в глаза. — У вас ведь будут ко мне вопросы — были ли у Бена враги, проблемы с деньгами, конфликты? Наверно, вы захотите их задать, так ведь? Через день, может, чуть позже… в общем, звоните.

— Хорошо.

— А ведь нет… — Она запнулась, не сумев подобрать нужного слова, сделала неглубокий вдох и попыталась досказать: — Нет никаких признаков того, что это было не просто падение?

— Он выпил пару бокалов вина — может, у него внезапно закружилась голова.

— И что, никто ничего не видел?

Ребус пожал плечами:

— Вы точно не хотите, чтобы я вас подвез?

Она помотала головой:

— Я хочу пройтись.

— Позвольте один совет: держитесь подальше от шествия. Возможно, мы еще встретимся… и поверьте, мне искренне жаль Бена.

Она посмотрела Ребусу прямо в глаза:

— Похоже, вы говорите искренне.

Он чуть не выпалил: «Я только вчера похоронил брата», но лишь едва шевельнул губами. Ведь она могла начать задавать вопросы: «Вас многое связывало?», «Как вы себя чувствуете?» Вопросы, на которые он и сам не знал ответов. Он смотрел, как она в одиночестве идет по Каугейт, а потом вернулся в прозекторскую.

Когда Шивон приехала на Медоуз, колонна людей, ожидающих сигнала к началу марша, уже протянулась через все игровое поле, от здания старой больницы до дороги, вдоль которой выстроилась вереница автобусов. Какой-то человек с мегафоном периодически объявлял, что задние ряды смогут начать движение не раньше чем через два часа.