Мария не ответила, уткнулась лицом в платочек Светозары, потом рванулась, побежала к кровати.

— Не подходи ко мне, Светозара, — закричала Мария, — и не спрашивай! Легче мне теперь. Будто я все тебе рассказала. Усну теперь. И ты иди отдыхай.

Светозара уже хотела идти к отцу, но на пороге встретилась с Роксаной. Девушка вбежала в светелку и упала у кровати на колени.

— Не ругай меня, княгиня, за то, что так поздно прибежала, — не могла до утра вытерпеть. Ходила я к отцу в гости и узнала там страшную весть. Владиславовы люди ходят по Подгородью и по оселищам и о тебе плохие слова говорят. Шепотом они говорят, но злые слова, как туча, плывут, закрывают солнце… Что-то задумали они против тебя, княгиня.

Мария соскочила с кровати.

— Что ты сказала, Роксана? Ясно в голове у меня стало, будто солнце озарило. Да… Да… Я все поняла. А мне говорили… Теперь знаю, что подослал их Владислав…

Новые огоньки сверкнули в глазах Марии, и Светозара обрадовалась.

— Я отца позову в гридницу, — вызвалась Светозара.

— Иди зови, я скоро приду. Роксана, подай мне теплый платок.

Светозара сбежала по ступенькам в сени, где шагали два гридника.

— Возьми факел, в боярский терем пойдешь со мной, — велела одному из них.

Молодой гридник быстро наклонился, взял под столом сосновую лучину и зажег ее от свечи. Вышли во двор. Их окутала темная ночь. Гридник шел впереди, освещая тропинку. Миновали собор и спустились с пригорка — там, невдалеке от крепостной стены, стоял боярский терем, в котором жили ближайшие помощники Романа — Семен Олуевич и Василий Гаврилович.

Гридник постучал в дверь и перемолвился с боярским слугой, стоявшим на страже в сенях. Слуга открыл дверь.

— Боярин дома? — запыхавшись, спросила Светозара.

— Дома.

Отец еще не спал. В светлице горели свечи, висевшие над окнами в железных подсвечниках. Они освещали увешанные оружием стены. На простенках красовались шеломы и кольчуги. Длинный стол посередине светлицы был накрыт серой скатертью. Лавки стояли и вокруг стола и вдоль стен. Меха, разостланные на полу, заглушали шаги.

Со скамьи поднялся молодой сотский Дмитрий. Он низко поклонился Светозаре и учтиво отошел к стене.

— Не ожидал я тебя, дочь. А мы вдвоем с боярином Дмитрием советовались, как завтра на охоту поехать, — встретил дочь встревоженный Семен.

Светозара подошла к столу, хотя и не оглянулась, но почувствовала на себе взгляд Дмитрия. Почему он здесь? Зачем к отцу пришел?

— Отец, тебя и боярина Василия Гавриловича княгиня зовет, — промолвила и взглянула на Дмитрия.

Он стоял склонившись и не заметил ее острого взгляда.

— Садитесь поближе! — пригласила Мария. — Боязно мне, — окинула гостей внимательным взором из-под платка. — Тревога у меня на душе. Рассказывайте, что происходит в Галиче… Я разговаривала с вами часто, но не о том речь шла… — Мария посмотрела на них твердым взглядом, не прикрывая глаза платком, как это делала раньше. — Боялась я вас и не знала, что делать… Роман так внезапно умер… Не сердитесь на меня, снова говорю: не знала, что делать. Боялась я… и тебя, Семен, боялась.

— Мне дочь сказала, когда мы шли сюда, — отозвался Семен Олуевич.

Мария покраснела и торопливо стала оправдываться:

— Напугали меня, и о вас я плохое подумала.

— Сказали, что мы крамольники? — улыбнулся Василий Гаврилович. — Да?

— Да, — просто и искренне призналась Мария.

— Мы все знаем, — продолжал Василий Гаврилович. — Злых языков много. И что о нас говорят, знаем.

— Продолжай дальше, боярин, — ухватившись за стол, прошептала Мария. Теперь она не была похожа на недавнюю растерянную Марию, твердость воли проснулась в ней.

— Неспокойно в Галиче. Крамольники снова зашевелились, князь Роман мало их уму-разуму учил, — не спеша говорил Василий Гаврилович. — Очень неспокойно в Галиче… Не только нам, волынцам, не нравится это. И в Галиче есть друзья князя Романа. Эх, если бы он был жив! Но мы и без него потакать крамольникам не будем, зубами будем грызть их, но на своем настоим… А там князь Данило подрастет. Лишь бы только землю Русскую сберечь, чтобы ее псы чужие не расхватали.

Мария оживилась, голос ее стал звонким, глаза веселыми. Она обратилась к Василию Гавриловичу:

— Прости меня, боярин, нехорошо я о вас думала. И горевала все время, не знала, на кого опереться. Мне на второй же день после похорон наговорили о вас. Я все боялась, не могла угадать, где мои верные друзья. И о земле нашей ты мудро сказал. Пеклась я до сих пор только о детях своих.

— А должна мыслить о всей державе нашей, — улыбнулся Семен Олуевич, проводя ладонью по рукоятке меча.

— От всяких наговоров голова моя болела — могла ли я о чем-нибудь ином думать? — повернулась в его сторону Мария.