Выкупавшись и заказав ужин, Хонгр валялся на кровати и смотрел новости на большом жидкокристаллическом экране во всю стену. Казалось бы, технология каменного века, сейчас такой экран и не найдешь нигде, всюду голопроекторы, а приятно после палатки в лесу. Нет, надо построить хижину и поставить в ней кровать. Даже самый хороший ортопедический матрас, лежащий в палатке, не сравнится с кроватью…

В новостях о взрыве мобиля не сообщали – и то сказать, так себе тема, да и время уже прошло… Зато сообщалось о попытке контрабанды алмазов через монгольско-китайскую границу. Аналитики предрекали очередное повышение цен на золото и падение цен на алмазы. Естественные драгоценные камни неуклонно приобретали характер фетиша, ведь искусственные были и красивее, и чище, и больше. А слегка ухудшить характеристики искусственного камня, чтобы выдать его за настоящий, ничего не стоило. Вот покупатели и боялись ошибиться, вкладывали средства в презренный металл. Некоторые торговцы пытались подделать «исторические вещи», чтобы сбыть их на черном рынке.

Хонгр подумал о том, что надо бы заказать в каком-нибудь магазине металлоискатель и побродить по горам, – чем тратить зря время, можно заняться кладоискательством. Интересно… Под эти приятные мысли он почти задремал, но из сна его вырвал дребезжащий звонок.

Революционер вскочил. В дверь звонить не могли. Коммуникатор молчал. Дребезжала пластиковая коробка на столе – как оказалось, древний аппарат связи. Неизвестную ему технику Хонгр не любил, звонков не ждал, поэтому сенсора подтверждения контакта коснулся с неохотой и опаской.

– Хонгр? Хонгр Баярсанхан? – раздался старческий, но уверенный и властный голос.

Революционер поразился, что кто-то знает его фамилию, но не знает номера прямого соединения с коммуникатором.

– Слушаю вас. Кто говорит?

Над пластиковой коробкой замерцал голографический экран, с которого на Хонгра внимательно взглянул благообразный седой старик. Прямо как в кино… Настоящих стариков сейчас почти не осталось – кому хочется ходить, опираясь на палку, когда доступны и процедуры омоложения, и техника воскрешения?

– Я Мерлин, – заявил старик.

– А если серьезно? Кто за вами скрывается и почему вы мне звоните, называя каким-то странным именем?

Старик усмехнулся – не зло и не добро, а как-то отстраненно, словно с удивлением.

– Ты хочешь сказать, что ты не Хонгр Баярсанхан? И никогда им не был?

– Вам-то что за дело?

– Мне нужен Хонгр. Я должен ему кое-что предложить.

– Наверное, что-то очень важное?

Старик помолчал, разглядывая Хонгра, потом ответил:

– Несомненно. Серьезное дело, высокая цена.

– Насколько серьезное?

– Да уж не девчонок в мобиле взрывать.

Хонгру вдруг стало так стыдно, так мерзко, что захотелось кричать. Ладно бы он сделал это во имя революции – нет, во имя никому не ведомых целей! Пусть даже взрывал не он сам, но он в этом участвовал!

– И что нужно сделать? – выдавил революционер.

– Полететь на Луну – ответил Мерлин. – Пока что ни больше и ни меньше.

Хонгр вспомнил Лилию, вспомнил о том, как она спрашивала, готов ли он идти ради нее на край света. Выходит, время пришло?

– А там?

– Там нужно будет изменить мир. Что еще? – усмехнулся старик. – Полагаю, тебе это по силам. Готов?

– Всегда готов, – ответил Хонгр.

Зеленодольск оказался небольшим патриархальным городом. Дома не выше шестнадцати этажей, широкие проспекты, причем не на каждом вздымались в блеклое северное небо опоры для струн. Соответственно, мобили во многих частях города по старинке бодро ползали по дорогам на колесах, от чего я в последнее время отвык.

С вокзала на местную свалку я отправился на такси. Желтый мобиль с облупившейся эмалью подозрительно погромыхивал на струне – неужели в Зеленодольске за общественным транспортом следят не так хорошо, как в Ростове или в Москве? Я уже привык, что техника вокруг отлажена, как швейцарские часы, и громыхающий мобиль, невыполотые сорняки на клумбе, неокрашенный каменный дом казались мне чем-то удивительным. По меньшей мере, артефактом давно минувшей жизни.

Свалка представляла собой огороженную бетонными стенами площадку размерами примерно сто на сто метров. Внутри ползали роботы-сортировщики, роботы-прессовщики и роботы-грузчики. Метрах в четырехстах от свалки дымил завод по переработке мусора – он же тепловая электростанция. Фильтры на трубах тоже были не лучшего качества. Парком место предполагаемого обитания Нишевца назвать было сложно – несколько деревьев с двумя бетонными скамейками и дорожками крест-накрест. Гуляющих в этом «уголке природы» я не заметил.

«Полигон утилизации бытовых отходов», как гордо сообщала вывеска, был не заперт, я вошел в распахнутые ворота. Да и через бетонный забор перелезть труда бы не составило: два-три метра высоты, на некоторых плитах – металлические скобы, по которым несложно забраться наверх.

Пахло на свалке не слишком приятно, но терпимо. На земле валялся разнообразный мусор: обрывки пивных пакетов и упаковочной бумаги, жестяные банки, порванная одежда, пищевые отходы. Шумели роботы, жужжали мухи – тишина, покой и умиротворение. Людей я не заметил.