Я даже начал зевать, а это верный показатель того, что я успокоился.

Мне приснился сон. Мы были в Нью-Йорке. С родителями, точнее я и мама. Я – был маленький. Мне лет десять. Ходим по городу с небоскребами и озираемся. К нам подходит торговец сувенирами. Мама покупает у него ключ. Говорит, что ключ у нее от дома погнулся, нужен новый. И покупает такой маленький, с зеленым брелком – одуванчиком. Мы идем дальше. Заходим в ресторан. Но я не хочу есть. Говорю маме, что мне бы в туалет. Меня отводит человек в черном костюме. Я захожу в туалет и не могу найти писсуар. Вокруг диваны, столы с играми, все, но нет самого главного. Наконец, вижу. Но тот высокий, я слишком маленький, не могу до него дотянуться. Тогда я двигаю стол, ставлю на него стул и делаю пи-пи с такой высоты. Выхожу, мама сидит с каким-то мужчиной. Они поедают большую рыбу. Я говорю, что не люблю рыбу, но мама меня не слышит. Я повторяю, но мама так увлечена разговором, что мой голос пропадает. Потом, понимаю, что это не моя мама – это женщина просто очень похожа на нее. Я ищу глазами и нахожу маму в конце зала, за круглым столиком около окна. Я бегу к ней и просыпаюсь. Я так торопился, но утренний ловкий кошачий луч разбудил меня. Мне снилась Америка. Странно, мы-то там никогда не были. И главное то, что мне было жалко того, что тогда я был маленьким. Если бы я был постарше, то пошел бы по интересными местам, а не слонялся по туалетам в ресторанах. – Ну, не помню, мама ничего, кроме… Ну как же? – сказала бы она.

У меня нога болит, пожаловалась женщина с химкой. Я сказал, чтобы она продолжала, а на это недомогание я постараюсь не обращать внимание. Она пыталась возразить, я сказал, чтобы продолжали. Это же ясно – один человек выпадает, прощай дисциплина. Не все это понимали. Пару дней назад отпрашивались Лена-Миша, парочка, который играют вместе, всегда, их нельзя ставить в разные составы, иначе конфликт в семье. Я же конечно сделал по своему, как мне лучше. Был скандал. Они подходили ко мне по очереди и требовали их не разлучать. Не просили по-доброму, а требовали. Блин, с виноградом. Все, конечно, осталось, по-моему. Ни на меня косились теперь каждый день. Из разных углов – когда жена на сцене, муж из зрительного зала и наоборот. Я повышал голос, но мое сердце диктовало – не волноваться. И теперь – королева Виктория с ногой. Вчера у нее – заворот кишок, сегодня – нога. Завтра будет что-нибудь из области гомеопатии.

Мы продолжили. «Горе» как такового я не испытывал и то древнее чувство – катарсис трудно отыскать в этой игре. Они действительно играли в слова, найдя для себя ровную нотку. Это было не страдание вселенское, а скорее – камерное, в размерах маленькой комнаты. И они не старались, они просто разговаривали, иногда плакали, действие текло от радости к печальным известиям и неожиданно закончилось. Затемнение поставило точку в репетиции. Я кивнул головой, скрестил руки и поднялся наверх кабинет, пропахший запахом кофе и убитыми нервными клетками.

На лестнице столкнулся с главой. Директор сказала, что нам нужно поговорить. Я вошел в кабинет. Награды, вымпелы, достижения. В ее глазах было недовольство мной. Оказалось не только в глазах. Она говорила о том, что я не могу найти общий язык с актерами. Я не понимал, почему она мне это говорит. Вчера была прекрасная репетиция, да и сегодня тоже. В чем дело? Дело в том, что вчера, как только я покинул стены театра, они тут же ринулись к начальству и стали меня линчевать. Да так, что у той глаза полезли на лоб. Она было хотела их успокоить, но они были так решительны в своем выступлении, что ни перед чем бы не остановились. Они были готовы свергнуть и ее, и всех приближенных. Ситуация напоминала свержение династии Романовых. И она испугалась. По-человечески. И попросила меня уехать. Вот так. Обещала заплатить половину суммы, больше не смела, так как работа не была закончена, уже заказала администратору купить мне билет на ближайший самолет, и была сама готова повезти меня в аэропорт.

Я молчал. Я же этого хотел. Соглашайся, – кричало во мне. Тебя смущает половина суммы? Нет, меня не смущают деньги. Не в этом дело. Я должен закончить спектакль. Так я ей и сказал, что не уеду, пока не доведу дело до конца. И чтобы она не боялась. Я буду сам бороться с ними и если надо то костьми лягу. Она немного успокоилась, что я беру все на себя. Она еще раз попыталась меня уговорить, но понимая, что это бесполезно прекратила на полпути. Тем более, времени до премьеры оставалось очень мало. Считанные дни и спектакль пройдет. Я, по ее словам, уеду и все забудут друг о друге, по своему будут играть спектакль, убивая мою режиссуру.

Я вышел на улицу. Светило солнце и компания ребят активно чинили мотоцикл в трех метрах от крыльца. Они смотрели на человека, который только что вышел из театра, схватился за сердца и немного присел. Они с опаской смотрели на меня и думали, что это какой-то трюк. Выходит человек из театра и делает вид, что ему плохо. Обязательно, делает вид. Он же из театра выходит.

Мне действительно немного стало плохо. Опять прихватило сердце и пусть перед начальством вел себя молодцом, внутри все сжималось и заполнялось едкой горечью. И вот я вышел из каменного здания, а молодеешь смотрит на меня и, по их мнению, дешевый трюк. Тогда я подумал – так и окочуриться не долго. Поэтому, для того, чтобы поверили, надо хотя бы к парку отползти.

Все обошлось. Я пошел домой, выпил чай с баранками – не знаю чьи, лежали на столе, я и воспользовался. В этот вечер я ходил на каток. Мне казалось, что смена погоды (там была зима) поможет мне. Приятный морозный воздух. Спортивный центр «Дружба» – единственный в городе имеет в своем распоряжении огромнейший ассортимент услуг. От бассейна до снежной горы, с которой можно кататься на лыжах. Я предпочитаю коньки. Это меня успокаивает что ли. Я катился и столкнулся с Катей. Она была с подругой. Как странно, тогда подумал я. Она бывает там, где я. По следам моего состояния. Это и подтверждает, что мы с ней очень похожи. Наверняка, сегодня она на обед жевала баранки. Или…не она ли их оставила на кухне, заведомо зная, что я их буду употреблять. И мы заговорили, подруга как-то незаметно исчезла, потом пошли домой, зашли в пиццерию и пробыли там до закрытия. Я не помню о чем я с ней говорил – слова как-то сами по себе существовали, а наши глаза при этом тоже не скучали – встречались, сливаясь в одно целое, и совершали головокружительные прыжки и падения. Потом я проводил ее домой и традиционно уснул на скамейке. Она меня обняла и сказала, что они не правы, что так говорят. На вопрос, кто говорит и что же она слышала, она махнула рукой и забежала в подъезд. Я остался на скамейке, но уснул не сразу.

Мне снилась Америка. Не это ли ответ на мой вопрос – что дальше. Эта заморская страна. Вот только чем я буду там заниматься? Год на осмотр достопримечательностей, полгода на быт. Что дальше – еще новое место. А может быть это моя сущность. Перемещаться с места на место. Тем более стран и континентов хватит не на одну жизнь. Мне нравилось мечтать о том, что не будет никогда. Это я знал наверняка, но когда думал, то по-настоящему верил в это, что я действительно это сделаю, но вся моя спесь спадала после понимания того, что нужно будет сделать для этого. И то, что от себя и проблем не уйдешь. Они вместе с тобой перемахнут через океан и окажутся рядом с двумя чемоданами нажитого барахла.