Под ее крылом израненной душе старого военного разведчика тепло и покойно. Дай Бог, чтобы это счастье длилось как можно дольше...

Первоначально, когда я только обдумывал содержание этой книги, мне хотелось закончить ее большой историографической главой.

Позже я отказался от этой идеи. Не потому, что считал ее неинтересной. Наоборот. О Кенте и о событиях, связанных с его разведывательной деятельностью, написано столько, что эта глава могла бы стать историографической монографией. Причин отказа несколько. Первая и, вероятно, самая главная состоит в том, что этот исторический очерк написан во многом для того, чтобы ликвидировать те нелепости, которые в изобилии нагромождены в книге Леопольда Треппера «Большая игра». Но я отказался от полемики с ее автором, поскольку он уже ушел из жизни и по этой причине спорить с ним бессмысленно и неэтично.

Версии Треппера, отстаивающей абсурдную мысль его руководства всей советской резидентурой в западно-европейских странах, я противопоставил лишь свою трактовку событий тех лет. В моем представлении Леопольд Треппер – предатель. Предатель не советской страны, гражданином которой он никогда не был. Он предал коммунистическую идею, которой служил как член большевистской партии, и предал «систему» – Главное разведывательное управление Красной Армии: советскую военную разведку. Мне он представляется обычным самозванцем, страдавшим манией величия, эдаким «Лжедмитрием» от разведки образца XX века.

Полемизировать с ним, как впрочем, и с французским писателем Жилем Перро – автором книги «Красная капелла» – считаю занятием скучным и далеким от научных изысканий.

Если пытливому читателю все же захочется самому удостовериться в добросовестности (или недобросовестности) книги «Большая игра», пусть он сравнит два ее издания – французское и советское. Пусть сравнит хотя бы по объему и задумается над тем, почему советское издание 1990 года чуть ли не в полтора раза меньше по объему. Просто документы и отдельные высказывания автора, не вошедшие в отечественное издание, представляют собой очевидную фальшивку, и составители поступили «мудро», изъяв их. Правда, меня немного удивляет, что профессиональные разведчики, участвовавшие в подготовке книги к печати в нашей стране, умолчали о множестве лживых фактов, изложенных на ее страницах.

Вторая причина моего отказа от написания историографической главы состоит в том, что я не хочу упоминать и тем самым создавать рекламу работам, написанным авторами, плохо знающими проблему и потому пишущими всякие небылицы.

В ряде публикаций есть множество фактических ошибок: неверно указываются год и место рождения А. М. Гуревича, иные события тоже требуют уточнения. Случается, что историки и журналисты пишут, что Кента уже давно нет в живых, а он, к великому счастью, среди активных читателей и очень дорожит этим своим качеством.

В одной из публикаций мне довелось даже увидеть портрет якобы Кента, изъятый из архива 1930 года, но на самом деле принадлежащий совершенно иному человеку. Не хочу ставить в неловкое положение автора и не стану называть его имя.

Есть и третья причина отказа от написания историографической главы. «Страсти по Кенту» еще кипят в периодической печати. Не скоро наступит время, когда о нем начнут писать исследователи, у которых холодный ум будет преобладать над эмоциями. Сейчас на его имени некоторые авторы пытаются зарабатывать деньги, а наиболее циничные просто используют его известность, дабы рекламировать собственную информационную продукцию. Например, один тележурналист в ноябре 1996 года поместил в одной из газет анонс телепередачи, в которой предполагал рассказать о «любовных похождениях» знаменитого Кента «в конце 40-х годов», то есть в те годы, когда он пребывал в воркутинских лагерях. Надо ли упоминать фамилии таких некомпетентных и предприимчивых людей в печати? Думаю, нет. Не стоят они того.

Не перестает удивлять и то, что некоторые авторы, имея реальную возможность ознакомиться с неопровержимыми доказательствами невиновности Кента, продолжают клеветать на него в своих статьях. Вступать в полемику с этими людьми также считаю делом недостойным.

Надеюсь, мною найден выход из создавшейся ситуации. В конце книги я привожу список всех известных мне о Кенте работ. Он внушителен, хотя, конечно, далеко не полный.

Как автор, я не склонен идеализировать свою монографию. Хотелось стремиться к объективному освещению одной из любопытнейших страниц истории советской военной разведки. Хотелось. Но взгляд историка на минувшее, увы, всегда в той или иной мере субъективен.

Мне не хочется ни с кем полемизировать, потому что у меня уже сложилось свое устойчивое мнение по проблеме.

Эту работу я рассматриваю не более как еще одну ступеньку к познанию правды о Кенте.

Очень надеюсь, что ступенька эта ведет вверх, а не вниз.

29 ноября 1990 года в квартире А. М. Гуревича раздался телефонный звонок. Звонивший мужчина говорил по-французски. Сильно волнуясь, отчего его бельгийский акцент был особенно заметным, он представился «Я – Мишель Барча, Ваш сын...»

Знает ли кто-нибудь, как вырывается из груди семидесятисемилетнее сердце, когда узнает подобную новость?!

В то же время сработал раз и навсегда приобретенный профессионализм: старый разведчик попросил перезвонить через десять минут. Он сидел как будто в оцепенении. Сердце успокаиваться не хотело, а мозг, казалось, работал в автономном режиме. Этот звонок мог быть и провокацией, и чьей-то злой глупейшей шуткой... Он помнил, как ему внушали, что Маргарет и сыновья погибли во время бомбежки немецкого концлагеря.