Также Треппер рассказал о том, что Корбену было известно о действительном назначении фирмы «Симекс» (т. 3, л. д. 90–92).

Гуревич же на неоднократных допросах в гестапо отрицал причастность Корбена к советской агентуре, хотя знал о его разведывательной деятельности.

Скрывая принадлежность Корбена к советской разведке Гуревич на допросе 2 декабря 1942 г., в частности, показал:

«Из нашей организации Корбену были знакомы «Отто» и «Андрэ». Какой характер носила эта связь между Корбеном, «Отто» и «Андрэ», я не знаю. Но я думаю, что вышеназванные лица поддерживали торговые отношения. Я не думаю, что Корбен был введен в организацию и проводил какую-то разведдеятельность. В разговоре с Корбеном тот никогда не упоминал имени «Отто», а называл его «Гильбертом». Исходя из этого можно сказать, что ему не был известен псевдоним «Отто» (т. 4, л. д. 90–91).

О том, что Гуревич не выдавал известных ему советских агентов, свидетельствует донесение самого Треппера в ГРУ, которое ему удалось отправить скрытно от гестапо в апреле 1943 г. В нем он докладывал о своем провале, арестах Гуревича, Корбена и многих других сотрудников. Сообщил, что его непосредственно предал Корбен. О какой-либо причастности Гуревича в предательстве советских разведчиков, в том числе и выдаче им гестапо Корбена, он не указывал (т. 8, л. д. 232).

Из материалов гестапо видно, что Гуревич по собственной инициативе никакой информации о Шульце-Бонзене («Хоро»), арестованного в августе 1942 г. не давал. По предъявлению ему расшифрованных радиограмм о резидентуре Щульце-Бойзена он 20 ноября 1942 г. дал показания лишь в тех пределах, которые были известны немецкой контрразведке (т. 4, л. д. 29–30).

Допрошенный в декабре 1942 г. (по предъявленным показаниям Треппера) о своих поездках в Швейцарию в 1939 и 1940 гг., Гуревич дал ложные показания о резиденте советской разведки Радо («Дора»). Скрыл от немцев пароль для связи с ним, его фамилию, место жительства. Не выдал известные ему шифры и ключи, которыми пользовался Радо для связи с Москвой, назвал вымышленное описание его личности.

На допросе в гестапо в июле 1943 г. Гуревичу были предъявлены соответствующие записи в отношении советского резидента в Швейцарии Радо. При этом он назвал фамилию Радо, однако точного адреса его проживания не указал, шифры, которыми тот пользовался для связи с Москвой, не назвал и по отдельным вопросам дал путаные показания (т. 4, л. д. 31, 140; т. 11, л. д. 129–135).

Из тех же протоколов допросов Гуревича усматривается, что он уклонялся давать по своей инициативе конкретные показания о деятельности советской резидентуры, ссылаясь при этом на запамятование или недостаточную информированность. Подтверждал известные немцам из иных источников факты только после изобличения его на очных ставках другими арестованными или предъявленными документами (т.т. 4, 6).

Так, на допросе 15 ноября 1942 г. Гуревич назвался уругвайским подданным Виссенте Сиерра, категорически отрицал свою принадлежность к советской разведке и связь с разведчиком Избуцким. В ходе допроса ему была дана очная ставка с арестованным Избуцким и последний раскрыл псевдоним Гуревича – «Кент» (т. 4, л. д. 2–8).

Однако своего настоящего имени Гуревич так и не назвал (т. 4, л. д. 2–8).

В дальнейшем, как следует из протоколов допросов Гуревича в 1942–1943 гг., он в разведывательной деятельности изобличался показаниями арестованных Макарова, Вассермана, Арнольд и Треппера. В тот же период ему предъявлялись многочисленные расшифрованные немецкой контрразведкой радиограммы, в которых содержались обширные сведения о сотрудниках фирм «Симекско» и «Симекс», в том числе о самом Гуревиче, Шульце-Бойзене и других советских разведчиках (т. 4, л. д. 9–183).

Об обстоятельствах и причинах провала советской агентуры подробные показания со ссылкой на документы дал в ходе предварительного следствия Треппер.

Он показал, что в декабре 1941 г., во время ареста Макарова (совместно с Гуревичем обучавшийся разведработе в Москве) немцы захватили шифры, ключи к ним, которыми пользовались несколько резидентур, а также ряд зашифрованных радиограмм. Добившись признания Макарова, они расшифровали около трехсот запеленгованных ими в 1940–1941 гг. радиограмм, передававшихся Треп-пером и Гуревичем в ГРУ, в которых имелись адреса, фамилии разведчиков, сведения о фирмах прикрытия и другие организационные данные об агентурной работе резидентур в Бельгии, Франции и других странах (т. 2; л. д. 69, 71, 73, 90–91, 432, 452, 560–583; т. 7, л. д. 210; т. 8, л. д. 232; т. 12, л. д. 158–294).

Бывший начальник управления гестапо Панцигер на допросе в МГБ СССР в 1951 г. показал, что немцы к началу 1942 г. расшифровали перехваченные радиограммы советских радиостанций, что дало возможность выявить и ликвидировать советскую резидентуру Щульце-Бойзена («Хоро») в Берлине. Поскольку в расшифрованных радиограммах упоминалась фирма «Симекс», официально действовавшая в Париже и Брюсселе, и ее сотрудники, то это в дальнейшем позволило арестовать Треппера, Гуревича и других лиц, причастных к советской агентуре (т. 9, л. д. 34–37, 40–41).

Из материалов дела следует, что гестапо, расшифровав запеленгованный радиоотчет Гуревича о встрече в 1941 г. с берлинским резидентом Шульце-Бойзеном, получило полные данные об этой резидентуре и ликвидировало ее в августе 1942 г., то есть за несколько месяцев До ареста Гуревича (т. 12, л. д. 298).

Допрошенный на предварительном следствии и при дополнительном расследовании Гуревич показал, что в декабре 1941 г. немцы арестовали Макарова, Избуцкого и ряд других советских разведчиков. При их аресте были изъяты шифры и расшифрованы ранее направлявшиеся в Главное разведывательное управление радиограммы, в которых содержались отчеты о разведработе и данные об агентах. В связи с этим немецкой контрразведке стали известны агентурная сеть в Берлине, Париже, Брюсселе. Тогда же о провале он и Треппер сообщили в ГРУ.