Грачёв Юрий Сергеевич
Шрифт:
— Так зачем же вы его держите? — поинтересовался один из них. — Плохой он вам помощник.
— Ну, нет, — возразила жена начальника. — Помощник он очень хороший; услужливый, все-все делает, а главное — он такой фанатик, на него уж можно положиться, как ни на кого другого. Мы с мужем уходим и знаем, что все у нас будет в сохранности: ничего не возьмет. И просто он хороший, словно родной человек. Ну, а как только наступает суббота, кланяется и уходит— на весь день. «У меня, — говорит, — по закону Божию полагается этот день Господу». Начальник было сначала ласково пытался говорить, убеждать, но ничего не получается. И махнул рукой.
— А питается он от вашего стола? — спросил кто-то,
— Что вы! — воскликнула женщина. — Если бы у нас стол был даже царский, то и то он бы не прикоснулся ни к чему. Он живет, как говорит, подобно каким-то юношам: Сидраху, что ли, там, и Мисаху. Питается одними овощами и крупами, даже рыбу совсем не ест.
— Да, видно, совсем святой человек, — заметил кто-то. Отличительной чертой Ивана Ефимовича от многих верующих было то, что он от души старался ко всем относиться по-братски, и даже толстовцы, которые, по мнению Левы, отвергали Христа как спасителя, а признавали только как великого учителя, были близки его сердцу, и он нередко вспоминал слова известного толстовца Ивана Ивановича Горбунова-Посадова: «Будем беседовать о том, что нас объединяет, и не касаться того, того разделяет». Кстати, с Горбуновым-Посадовым Кутумов был знаком лично.
Ивана Ефимовича посетила одна женщина из его единоверцев, и он был несказанно рад и счастлив, видя, что не забыт. На свидании с ней он не хаял и не осуждал никого из своих знакомых и начальства, а только восхищался всеми и в каждом человеке находил искру Божию.
Лева не раз встречался с ним, и Иван Ефимович всегда старался его чем-либо угостить. Бывало, спешит куда-нибудь по поручению начальства, а увидит Леву — махнет ему рукой: «Подойти-ка, подойди!» И достанет из кармана вяленую рыбу:
— Это я по сухому пайку получил. Сам-то не ем, а ты, знаю, кушаешь. Бери, бери…
Глава 17. Толстовцы
Работая в лазарете, Лева особенно переживал за фельдшера Ваню Баутина, который с каждым днем становился все слабее и слабее. Он не только кашлял, но у него усилились боли в животе. Ваню все очень уважали и любили. Хирург Троицкий и другие врачи устроили консилиум, но, к сожалению, и это не помогло.
Так и угас в лагере этот искренний человек, погибший из-за своих убеждений. «Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни», — говорится в Писании именно про таких людей, как Ваня Баутин и ему подобные.
Прежде чем, однако, продолжить рассказ о фельдшере Баутине, следует сказать несколько слов о взаимоотношениях толстовцев с официальным православием.
Те, кто боролся и в наши дни продолжает бороться с религией, не в силах понять, что церковь как могущественная и богатейшая организация и церковные учреждения — это одно, а религия чистого переживания, живущая в душе человека, внутренняя религия — совсем другое.
Против официальной церковной религии и восстал прежде всего Л. Н. Толстой. Всю жизнь после своего обращения к Богу и ко Христу он посвятил борьбе с церковным лжеучением. Эту же линию обличения православия продолжали его последователи.
Не следует забывать, что Толстой, его друзья и последователи, в особенности такие, как В. Г. Чертков (сын евангелистки Елизаветы Ивановны Чертковой), П. И. Бирюков, И. И. Горбунов-Посадов, И. М. Трегубое и другие, решительно приняли сторону сектантов, страдавших от двойного гонения — со стороны царского правительства и православного духовенства. Особое предпочтение они отдавали евангелистам-баптистам, которых в то время чаще именовали штундистами. И сам Толстой, и его друзья много сил вложили в дело переселения в Канаду гонимых духоборцев. К этой борьбе присоединился видный марксист, друг В. И. Ленина и Н. К. Крупской — В. Д. Бонч-Бруевич и его жена — санитарный врач В. М. Величкина.
Эту же линию борьбы с церковными лжеучением последователи Л. Толстого неуклонно продолжали и после его смерти. Исповедуя чистое учение Христа, понимая его именно как религию Царства Божия, которое внутри нас, они всегда были решительными и бесповоротными противниками церковной религии. Церковь в их глазах всегда была той самой блудницей, которая блудодействовала со многими. Смешивать толстовцев и сектантов с церковной религией и с церковью вообще и на этом основании преследовать их — и несправедливо, и ненаучно.
Таков был и Ваня Баутин. Начав свою сознательную жизнь с учительства, он вскоре горячо увлекся идеями жизни, любви и мира в понимании их Л.Толстым. Выступая против атеистов, которые оставили Бога, он говорил, что религия необходима. Так, он писал на этот счет селькору П. Пузыреву: «Религия для нас не дурман, а учение о жизни, каков смысл нашей жизни, как нам жить…»
Этот лаконичный ответ Баутина на пространное письмо селькора А. Клибанов, автор книги «Религиозное сектантство и современность», изданной в Москве в 1969 году, почему-то характеризует как «ледяной». Если за подобные ледяные, то есть сугубо сдержанные ответы людей ссылали на Соловки, то что было бы с ними, если бы ответ оказался «пламенным» и горячим?