– А что еще, кроме наступления эпохи «истинной демократии», нас ждет в обозримом будущем?

– Есть более важные вещи. Грядет 60-летие Победы. Я считаю, что 60-летие Победы должно стать своеобразным рубежом, когда мы, признав свои военные ошибки и просчеты, неоправданные жертвы, должны переварить все это и уже в третьем тысячелетии взглянуть на Великую Отечественную и нашу военную историю по-другому. Нет народов, у которых идеальные истории, идеальные военные истории. У всех есть победы и поражения. Тем не менее народ, особенно молодежь, должен воспитываться на вершинах отечественной истории, не на провалах. А у нас этих вершин очень много.

– Юрий Михайлович, последний раз мы с вами беседовали два года назад в Центральном Доме литераторов. С тех пор много воды утекло. Вы стали главным редактором «Литературной газеты». Интересно, зачем вам, известному, преуспевающему писателю, было взваливать на себя эту ношу?

– В принципе мне для моей литературной деятельности это было не нужно. Хотя я в свое время и протестовал против прихода рынка в литературу, считая, что он губителен для нее, тем не менее вписался в новые рыночные отношения. И сегодня, без ложной скромности, я один из самых издаваемых писателей. Поэтому я вполне мог существовать и без газеты. Но при всей литературной самодостаточности у меня все время был внутренний протест. Он был связан с тем, что я видел, как с помощью средств массовой информации идет целенаправленное искажение российской духовной матрицы, навязывание совершенно не свойственных нам архетипов, реакций.

Если говорить об освещении литературного процесса, то налицо было явное выпячивание экспериментально-либеральной ветви за счет не просто замалчивания, а откровенного вычеркивания из этого процесса гораздо более значительной ветви литературы государственно-патриотической направленности, ориентирующейся на классические образцы. Я считал, раз мне предложили возглавить крупнейшую культурологическую газету в стране, надо постараться восстановить, если хотите, эстетическую справедливость и с этой трибуны воззвать к обществу. Сказать: товарищи или господа, называйте себя, как хотите, но если вы будете делать из России Америку, у вас ничего не получится. Вы не сделаете из России Америку, вы просто погубите Россию, которая, кстати говоря, нисколько не хуже, а во многих отношениях и лучше Америки.

Так что за этим моим решением стояло, вообще-то говоря, свойственное российским литераторам понимание писательской деятельности как миссии, а не сугубо частного дела, как сейчас нам это пытаются навязать. В России писательское дело никогда не было частным.

– Вы пришли в газету чуть больше года назад. Как вы сами оцениваете те перемены, которые произошли в «Литературке» за этот период, что уже сделано, что еще предстоит сделать?

– Главное сделано: «Литературка» из газеты московской либеральной тусовки снова превратилась в газету всей российской интеллигенции. Первое, что мы сделали, – это расширили круг авторов. Кто печатался раньше, тот и до сих пор печатается, никому мы не отказали. Но мы вернули писателей, имена которых в течение десяти лет даже не упоминались в газете. Например, Валентин Распутин, Владимир Крупин… У нас стали печататься крупнейшие современные публицисты, такие как Панарин, недавний лауреат Солженицынской премии.

Сейчас мы представляем весь спектр духовной жизни страны, начиная от консервативно-социалистической ориентации (если брать политическую составляющую литературы, потому что есть еще и эстетическая) и заканчивая крайне либеральной. И консервативное творчество, и авангард – это все у нас присутствует, но именно в тех пропорциях, в которых это есть в жизни. Мы отказались от элитарной ориентированности на московскую тусовку. То же самое и в отношении стиля. Первое, что я сказал, когда пришел: в «Литературной газете» этого птичьего постмодернистского языка, который непонятен даже самим его приверженцам, не будет. Мы так и сделали, и надо сказать, что реакция последовала мгновенно. За короткое время в несколько раз сократился возврат газеты из киосков, без всяких дополнительных вложений тираж вырос на 10 тысяч. Только за счет изменения отношения к читателю. Пошла почта, напоминающая во многом почту старой «Литературной газеты». Люди опять начали делиться своими надеждами, делать интересные предложения, высказывать сокровенные мысли.

– «Литературная газета» занимается восстановлением единого культурного пространства, вы публикуете литераторов из бывших республик СССР. Интересно, как вы оцениваете процессы, которые происходят в литературе русского зарубежья – дальнего и ближнего?

– Я считаю, что главная литература творится все-таки на родине. В чемодане можно увезти горсть земли, но горсть литературного процесса в чемодане увезти невозможно. Это иллюзия. Человек отрывается от родной почвы и теряет живую связь с социально-нравственной эволюцией общества, с языковым потоком, а это очень плохо для писателя. Заметьте, даже гиганты нашей эмигрантской литературы поднимали в основном ностальгические ретроспективные темы. Тем не менее мы стараемся печатать и такую литературу.

В бывших республиках идет свой литературный процесс. Мы публиковали интервью со многими ведущими деятелями культуры в республиках, и все они глубоко сожалеют о разорванном культурном пространстве, с ностальгией вспоминают единую советскую литературу. Потому что, чего греха таить, таджикский, литовский писатель – все они выходили в мировое литературное пространство через советскую литературу, через русский язык. Первое время они, конечно, хорохорились, но быстро поняли, что потеряли гораздо больше, чем приобрели.