Как расправились с искусством – в этом есть даже ухарство какое-то: «А вот как мы их по сусалам». А это люди, которые создают духовную атмосферу, в которой будут расти ваши дети. Вы сейчас нарубите этих денег, кто-то уедет, а кто-то нет. И наши дети будут жить в стране, где станут говорить: «Вот во Франции – литература, а у нас ее нет». То, что сейчас мы имеем два пропущенных поколения в литературе, – очень плохо. И поскольку существовать в ней трудно, то остались люди, которые действительно этим больны. И поэтому я решил свой общественный темперамент, который мне достался от мамы, направить на помощь молодым писателям.

– Вам много помогали, когда вы были молодым да начинающим?

– Моя писательская жизнь сложилась очень удачно. Я ведь из самой обычной рабочей семьи. И мне повезло, что я попал в заботливые руки комсомола, который мог поломать тебе жизнь, а мог и помочь. Это парадокс советской эпохи. Нас, молодых писателей, лелеяли и растили. Действительно, было условие: с советской властью напрямую не ссориться, «накривую» – пожалуйста. Я мог пойти тогда по диссидентской линии и печататься за границей. Но я прикинул: а что, собственно, мне лично плохого сделала советская власть? Да только хорошее! Я был секретарем Союза писателей по работе с молодыми, так что у меня есть опыт. И мы сейчас создаем фонд «Первая книга», который будет помогать писателям делать первые шаги. Для писателя первая книга – это как лишение невинности, он входит в другой мир. Я думаю, что сейчас удастся заинтересовать и коммерческие структуры, и государственные, я рассчитываю на поддержку мэрии, Юрия Михайловича Лужкова, который еще помнит Дни литературы в Москве. Кому было плохо оттого, что на завод приезжали писатели и немного рассказывали о литературе? Выходили из цехов обалдевшие от шума люди и слушали стихи про любовь. Конечно, были и комические моменты. Но я считаю, что некоторое насилие в приобщении к культуре необходимо, это не такой грех, как лишение людей возможности приобщиться к ней. У нас сейчас теория элиты, которая должна иметь все, а остальные – ничего. Но один раз, в семнадцатом году, это уже плохо закончилось.

– Сейчас, посмотрев назад, молено сказать, что вы уже создали свое «главненькое»?

– Как говорит старейший сотрудник вашей газеты, с которым мы дружим еще с Орехово-Борисова, Александр Аронов: «У каждого есть надежда выйти на сверхстихи». Но драма заключается в том, что пишущий не знает, способен он на создание сверхтекста или нет. Есть два пути: можно много работать и положить свою жизнь на создание сверхпрозы, сверхстихов и в результате ничего не сделать. Но это ясно станет только потом. И другой вариант: человек покорячится немного и бросает все. А потом выясняется, что он миллиметр не дотянул до этого «сверх».

– Вы, как я понимаю, пошли на рекорд, решили взять высоту и многого ради этого лишились?

– Не могу сказать, что я уж совсем свою жизнь из-за этого поломал, но от многих вещей отказался. От каких-то соблазнов личной жизни, которые могли уж совсем сильно увести меня в сторону. Отказался от политической карьеры, которая у меня была, и портфель высокий мне предлагали. Отказался и от больших денег, меня втягивали в различные коммерческие структуры. Так что, я думаю, последняя моя вещь – «Козленок в молоке» – это не «главненькое». Но если его сравнить с предыдущими произведениями, то я чувствую, что выход на новый уровень есть.

– В этом произведении есть новый уровень энергетики. Мне, например, после прочтения книги захотелось сесть и дописать все накопившиеся статьи, причем творила я с огромным удовольствием.

– Я очень рад. Ведь литература – это обмен тонкими энергиями. Чем человек талантливее, чем он больше вложил в книгу, тем сильнее это передается читателю, существует в нем и раскручивается самостоятельно, давая стимул жить и действовать.

– На мой взгляд, главным героем этого произведения стала «Амораловка» – «чудодейственный алкогольный напиток из маральих рогов от рогов супружеских». Откуда появилась такая идея?

– В мифах разных народов есть чудодейственные напитки, и у меня было желание решить при помощи такого напитка две основные проблемы: творческую и любовную.

– Очень увлекательно разгадывать, кого вы зашифровали под тем или иным именем в «Козленке…». Многие ли узнавали себя и били вас потом по лицу?

– По лицу меня бить опасно, я ведь могу дать сдачи. Разряднику-каратисту, может, и не получится ответить, но нашему дохлому брату писателю отвечу достойно. У меня нет ни одного героя, который полностью бы совпадал с реальным человеком. Вообще, люди, а писатели в особенности, замечательно видят чужие недостатки и не замечают свои. И поэтому мне звонят и говорят: «Как ты классно его приложил!» – хотя, может быть, я наполовину писал этого человека с того как раз, кто звонит.

Если воспринимать литературу с позиции либерала, то на эту книгу можно обидеться. Но если взглянуть с точки зрения здравого смысла, что произойдет с нами рано или поздно, то жизнь именно такая. И мне приятно думать, что кто-то потом скажет: «Все-таки были люди, которые понимали, что происходило на самом деле».

После «Ста дней до приказа» на меня обиделись военные, после «ЧП районного масштаба» – комсомольские работники, после «Апофегея» – партийные и так далее. Так вот, обида на «Козленка в молоке» со стороны ныне господствующих заключается в том, что, оказывается, на них можно посмотреть не только восторженными глазами, а увидеть в них негодяев и мерзавцев. Каковых в правящем слое всегда много, к сожалению. Потому что путь наверх в политике, да и в журналистике, связан с отказом от принципов, с потерей реального взгляда на вещи. И стачивается какая-то часть души, которая ведает порядочностью, чувством собственного достоинства.

– Когда вы понимаете, что все, роман готов?

– Я переписываю до тех пор, пока понимаю, что на уровне своего нынешнего развития – эмоционального, интеллектуального, литературного – я больше ничего сделать не смогу. Когда я заканчиваю работать, то разряжаюсь, как аккумулятор. И потом мне нужен минимум год, чтобы восстановить силы. Я могу в это время писать статьи, придумывать сценарии, заниматься общественной работой, но сесть и начать выстраивать новое произведение не могу. Я пробовал, говорил, что в этот раз я обману себя и прикурю одну вещь от другой. У меня всегда готов новый сюжет. Но это ни разу не получилось. Раньше, думаю, это было связано с тем, что я, как и большинство творческих людей, выпивал. Но вот уже несколько лет я алкоголь вообще не употребляю по идейным соображениям. Я просто понял, что пить – бессмысленная трата времени.