Но тут его взор упирается в ноги Айлин. Какие же у нее маленькие ножки! Просто на удивление! И обуты в хорошенькие лакированные ботиночки, коричневые, со шнуровкой и квадратными носами. В свете фонаря ботиночки так и сверкают. А шнурки аккуратно завязаны на бантик, похожий на распустившийся цветок.

– Это что-то большое? – доносится до Джима ее голос.

Он никак не может взять в толк, о чем она спрашивает. И не может оторваться от ее маленьких ступней. Он думает только о них. Их форма столь безупречна, что у него щемит сердце.

– Что, прости?

– Ну, та вещь, которую мы ищем, она большая?

– О нет, совсем небольшая, – говорит он. – Совсем маленькая. – Это первые слова, с которыми он справляется достаточно легко, потому что голова его все еще занята мыслями о крошечных ступнях Айлин и ее коричневых ботиночках. Он должен немедленно перестать смотреть на ее ноги. Он должен поднять глаза и посмотреть на нее.

Айлин широко и бесхитростно ему улыбается. Оказывается, и зубы у нее столь же прекрасны, сколь прекрасны ее ступни.

Этот новый образ Айлин вызывает в душе Джима такую сильную тревогу, что он пытается переключить внимание на какую-нибудь другую часть ее тела. На чтонибудь нейтральное. И лучше в верхней части ее туловища. И уже через мгновение он с ужасом понимает, что «нейтральная» точка, на которую он уставился, – это ее левая грудь. Точнее, очертания ее левой груди, вздымающейся, точно твердый округлый холм, под туго натянутой зеленой тканью пальто.

– Джим, у тебя действительно все в порядке? – с беспокойством спрашивает Айлин.

И тут Джим, испытывая невероятное облегчение, видит, что прямо к ним направляется одетый в костюм мужчина средних лет с продуктовой тележкой, доверху нагруженной покупками, он идет к своей машине и одновременно разговаривает по мобильнику. Мужчина проходит прямо между Джимом и Айлин, и они поспешно расступаются, словно их застигли за каким-то непристойным занятием.

– Прошу прощения, – говорит мужчина. Он говорит это им обоим, словно они единое целое, и от его слов у Джима начинает возбужденно биться сердце.

Такое ощущение, что этот человек никогда от них не отойдет – его тележка еле едет, поскольку на ней целая гора всякой всячины, явно закупленной к Рождеству: несколько бутылок вина, продукты, деликатесы, а сверху еще и букет лилий в обертке из целлофана. Но мужчина о своих покупках не слишком заботится, и тележка то и дело попадает колесиками в щели между плитами, которыми вымощена парковка. В итоге купленный им явно кому-то в подарок букет при очередном сотрясении падает с тележки и приземляется прямо под ноги Джиму, а мужчина, ничего не замечая, идет дальше.

При виде лилий у Джима чуть сердце из груди не выскакивает. Цветы с заостренными лепестками так и сияют восковой белизной в темноте. Вдохнув их аромат, Джим не может понять, что с ним: он и ужасно счастлив, и ужасно опечален. Да-да, и то и другое. Такое порой случается в жизни, и тогда это кажется знамением, посланным свыше или из другой жизни, из другого контекста, в котором какие-то мгновения прошлого и настоящего могут соединиться и приобрести некий дополнительный смысл. Джим видит церковь, где полно белых лилий, и это видение приходит откуда-то из очень далекого прошлого, а еще он видит дорогое шелковое пальто, которое Айлин всего несколько дней назад нарочно сбросила со спинки стула. И эти не связанные между собой воспоминания как бы соединены и заново окрашены сиянием этих лилий, что лежат сейчас у его ног. Джим, не задумываясь, наклоняется, поднимает цветы и отдает их мужчине, хотя ему очень хотелось бы подарить этот букет Айлин.

Когда незнакомец уходит, между Джимом и Айлин возникает какая-то новая пустота, которая представляется Джиму настолько живой, что могла бы, казалось, обладать собственным голосом.

– Ненавижу цветы! – произносит наконец Айлин. – То есть, когда они растут в земле, я их очень даже люблю. Но совершенно не понимаю, зачем люди дарят друг другу срезанные цветы? Ведь ясно же, что они умирают. Дарили бы лучше что-нибудь полезное. Ручку там или еще что.

Джим старательно кивает, притворяясь из вежливости, что ему интересно. На самом деле ему не особенно интересно. Он просто не знает, куда смотреть. На губы? Или на волосы? Или прямо в глаза? А интересно, думает он, какие ручки ей больше нравятся, шариковые или гелевые?

И тут Айлин, растерянно пожав плечами, говорит:

– Вообще-то мне ни цветов не дарят, ни ручек, если уж честно.

– Нет? – вырывается у него, и хотя ему впервые удается сразу произнести это слово, оказывается, что сказать он хотел совсем не то.

– Тебе не кажется, что я слишком много болтаю? – говорит Айлин.

– Да. – Господи, снова он произнес неправильное слово!

– Ну, так ты уверен, что не хочешь, чтобы я тебя подвезла? А то по дороге мы могли бы заехать куда-нибудь и пропустить по стаканчику.