– Ты видел? Сe matin [9] ?

– Что я должен был видеть, Байрон?

– Те две секунды? Их ведь сегодня прибавили! В четверть девятого.

Возникла крошечная пауза, во время которой ничего не произошло, хотя Байрон ждал, что Джеймс Лоу хоть что-нибудь на это скажет, но Джеймс Лоу не сказал ни слова. Он просто очень внимательно посмотрел на сидящего Байрона, и лицо его побледнело настолько, что стало каким-то восковым, в руке он по-прежнему крепко сжимал своего жука. Солнце было прямо у него за спиной, и Байрону приходилось щуриться, чтобы разглядеть его лицо. Уши Джеймса на солнце просвечивали красным, точно вареные креветки.

– Ты уверен? – спросил, наконец, Джеймс.

– Да. Я сам видел, как секундная стрелка у меня на часах двинулась назад. А потом, когда я снова посмотрел на часы, они уже шли, как обычно. Это совершенно точно было сегодня.

– А в «Таймс» об этом ничего не писали.

– И по телевизору тоже ничего не говорили. Я вчера вечером весь выпуск новостей посмотрел, но никто об этом даже не упомянул.

Джеймс посмотрел на свои наручные часы. Часы были швейцарские, на широком кожаном ремешке, раньше эти часы принадлежали его отцу. Там было окошечко, но в нем выскакивало только сегодняшнее число, а не минуты и секунды.

– Ты уверен? Ты действительно уверен, что видел это?

– Действительно.

– Но почему же тогда… Почему решили прибавить эти секунды, никому не сообщив?

Байрон поморщился, стараясь не расплакаться:

– Не знаю. – «Жаль, – думал он, – что у меня нет такого «счастливого» жука. Жаль, что у меня нет тети, которая могла бы прислать мне из Африки такой талисман».

– Ты что? У тебя все в порядке? – вдруг спросил Джеймс.

Байрон так энергично закивал, что, казалось, даже глазные яблоки подпрыгнули у него внутри черепа. И поторопил друга:

– Depechez-vous. Les autres [10] ждут.

Джеймс тяжко вздохнул и пошел отбивать мяч. Потом побежал, высоко поднимая колени, его плечи и локти работали, точно поршни, то поднимаясь, то опускаясь. И Байрон вдруг подумал: если он будет бежать с такой скоростью, то выдохнется раньше, чем доберется до черты. На всякий случай он незаметно вытер глаза, но на него вроде бы никто не смотрел, потом несколько раз чихнул – пусть те, кто все же что-то заметил, думают, что у него сенная лихорадка или какая-то странная простуда, невесть откуда взявшаяся среди жаркого лета.

Ключи от нового «Ягуара» были вручены Дайане, когда она успешно сдала экзамены на права. Отец Байрона редко позволял себе подобные сюрпризы, а вот мать, куда более порывистая, была вполне способна на неожиданные поступки. Она могла, например, купить кому-то подарок просто потому, что ей захотелось, чтобы у человека была эта вещь, и любой подарок она всегда заворачивала в красивую бумагу и перевязывала ленточкой, даже если никакого дня рождения и не было. Ключи от «Ягуара» отец ни во что заворачивать не стал, а просто положил в коробочку под белый носовой платочек с кружевами.

– Боже, какой сюрприз! – воскликнула мать. Она, похоже, и не догадывалась, что в коробочке еще и ключи от машины. Вид у нее был страшно смущенный, и она все трогала изящный платочек, на котором была вышита первая буква ее имени «Д», увитая маленькими розовыми розочками.

Наконец Сеймур не выдержал.

– Ради бога, дорогая! – с досадой сказал он, и это прозвучало как-то не совсем правильно: в его словах, пожалуй, слышалось больше угрозы, чем нежности. Только после этого мать догадалась приподнять платочек и обнаружила под ним ключи с эмблемой «Ягуара», выдавленной на кожаном ярлычке. Она была потрясена.

– Ах, Сеймур, – без конца повторяла она, – ну разве можно… Не стоило… Я не могу…

Отец, как обычно, с достоинством кивал, но Байрону почему-то казалось, что ему страшно хочется подпрыгнуть или побегать по комнате, только строгий официальный костюм этого не позволяет. Он сказал Дайане, что теперь люди будут смотреть на нее с интересом, что все будут обращать на нее внимание. Теперь уж никто не посмеет посмотреть на Хеммингсов сверху вниз. «Да, конечно, дорогой, – подтвердила Дайана, – матери всех учеников будут мне ужасно завидовать, потому что я – самая счастливая женщина на свете». И она погладила отца по голове, а он, закрыв глаза, прислонился лбом к ее плечу, словно вдруг почувствовав себя ужасно усталым.

Потом они поцеловались, и отец невнятно пробормотал что-то вроде того, что он изголодался. Дети, решив, что он хочет есть, тут же ускользнули прочь.

Дайана оказалась права насчет других матерей. Все женщины, прямо-таки все, столпились возле ее новой машины. Они трогали приборную доску из красного дерева и кожаные сиденья, усаживались сидеть на водительское место, а Диэдри Уоткинс сразу же объявила, что отныне маленький спортивный «Купер» ее совершенно не устраивает. От этого «Ягуара» даже пахнет чем-то дорогим – как-то так выразилась мать нового ученика, недавно появившегося у них в классе. (Никто еще толком не знал, как ее зовут.) И пока женщины рассматривали машину, Дайана металась за ними следом и носовым платком стирала с полировки следы их любопытных пальцев, довольно скованно при этом улыбаясь.