Чтобы все было использовано для учения, для труда. Прошу продолжать молиться обо мне. Он верен.

Погода у нас изменчивая: ветер с севера, а с ним мороз и холод сибирский, ветер с юга, и с ним потепление, буран, вьюга. Вообще же морозных дней было сравнительно мало, я их не чувствовал почти, находясь больше в помещении. Не мерзнете ли вы в доме? Хорошо ли греет отремонтированная при мне печка, не требует ли она ремонта опять? Как твое здоровье, дорогая мама? Осень, как вы писали, занимались заготовками, хотелось бы пожелать, чтобы в этом году у тебя, мама, было больше ясных дней общения с семейными и была радость, к которой мы призваны. Обо мне печалиться не следует, я думаю, что ты уже привыкла к непогоде и легко перенесешь, если еще встретятся пасмурные дни.

Очень благодарю тебя за твои дорогие письма. В минуты, когда вспоминаю волю, просматриваю их и особенно ценю твою любовь, благодаря нашего доброго Пастыря, что Он дал мне такую маму и такого папу.

Как поживает Лиля? Все так же рано встает, поздно приходит? Как хорошо, что вы можете быть покойными за нее, когда она будет учиться. Как живет Леля? Может быть, ей неудобно, что я, отверженный, спрашиваю о ней? «Средь мира дольного, для сердца вольного есть два пути: взвесь силу гордую, взвесь волю твердую, каким идти». Привет Ване с пожеланием стахановских успехов в учении, павловских в жизни и иоанновских в поведении. Что делает Сима?

Дорогой папа, следя по письмам за твоей болезнью и читая, что состояние твое идет на улучшение, надеюсь, что ты опять в труде, хотя, может быть, в твои годы нужен покой. Не знаю, как сложится дальнейшее, увидимся ли мы когда на земле или нет? Будем верить, что Он строит нашу жизнь по наилучшему плану и приведет нас к желаемой пристани. Работаю так же, в свободные минуты сижу за книгами, сейчас изучаю анатомию по ценной книге; большое спасибо, что прислали ее. Мне ничего не нужно, физически здоров. Все хорошо, дух спокоен.

Главное же чистота, чистота во всем. При ней будет бодрость и радость, — это я познал из своего жизненного опыта.

Привет всем близким, дяде Пете. Как он?

Крепко целую. Любящий вас, ваш для Него в надежде Лева».

Однажды к Леве пришел знакомый из УРЧ и сказал, что хочет сообщить ему важную новость. Он наклонился к уху Левы и сказал:

— Вас переводят в самую дальнюю, в самую штрафную колонну.

— Как, почему? — спросил Лева.

— Ничего не знаю, — ответил знакомый и ушел. Тревога охватила душу Левы. Он про себя молился:

— Господи, почему, за что?

А какой-то внутренний голос как бы говорил ему:

— Ты не спрашивай «за что», а поразмысли — для чего. Добрый Пастырь поведет тебя туда, где ты нужен.

Многие и многие жалели о том, что Лева уезжает. Прибежал знакомый журналист, тоже из заключенных. Он не раз приходил к Леве и беседовал с ним. Журналист протянул ему тетрадь.

— Это я вам дарю, прочтите, что я написал.

Лева открыл первую страницу тетради и прочел:

«Забросив этот медицинский дневник, Вы, Лева, совершите преступление против себя, как медработника — способного и предприимчивого. Дневник — это не просто учет вашей работы, но и обобщение ее. Учтите это и найдите силу вести его систематически и настойчиво.

Двойное преступление будет, если Вы его не начнете совсем. Такая опасность не без основания закрадывается, наблюдая Вас.

Лакунин».

Лева от души поблагодарил журналиста, который здесь работал шахтером, но продолжал бороться за всякую литературную запись. Этот подарок представлял большую ценность, так как с бумагой было очень трудно.

— Я давно хотел делать записи и анализировать свою работу, — сказал Лева. — Я собираю все амбулаторные журналы, карточки больных, и надеюсь в будущем сделать из этого полезные выводы.

— Вот-вот, это хорошо, — сказал журналист, — работайте, записывайте и собирайте каждую бумажку.

Приехал начальник санчасти с новым фельдшером, которому нужно было сдать амбулаторию и стационар.

— Вы, наверное, испугались, Смирнский, что вас направляют в штрафную колонну? — спросил начальник санчасти, поглаживая свою седую, коротко остриженную голову и испытующе поглядывая на Леву.

— Испугался не испугался, — ответил Лева, — как говорится, не первый снег на голову, но все-таки странно: за что? Работал я здесь добросовестно, все силы вкладывал.

— Вот за это-то и попадаешь туда, — сказал, улыбаясь, доктор. — Думали мы, думали, кого послать туда? У нас двадцать колонн с фельдшерами. Есть фельдшера и в больницах, но выбор пал на вас.