85. Командор <…> тогда стремился к простоте и лаконизму и даже однажды сказал: «Язык мой гол». — Формула из ст-ния В. Маяковского «Пятый интернационал» (1922).

86. «Лубянский проезд. Водопьяный. Вид вот. Вот фон». — Из поэмы В. Маяковского «Про это» (1923).

87. Он делил свою жизнь между Водопьяным переулком, где принужден был наступать на горло собственной песне, и Лубянским проездом, где в многокорпусном доходном, перенаселенном доме, в коммунальной квартире у него была собственная маленькая холостяцкая комнатка с почерневшим нетопленным камином, шведским бюро с задвигающейся шторной крышкой и на белой стене вырезанная из журнала и прикрепленная кнопкой фотография Ленина на высокой трибуне <…> — Ср. с описанием П. В. Незнамова: «Комната была небольшая, изрядную часть ее полезной площади занимал диван и письменный стол <…> Здесь им написаны были все варианты „Про это“. Маяковский писал поэму, и тут же в комнате находилась фотография Л. Ю. Брик в балетном костюме» (Незнамов П. В. // О Маяковском. С. 367). Цитата из поэмы «Во весь голос» (1929–30) («…я себя смирял, // становясь // на горло // собственной песне») употреблена К. не вполне корректно. В. Маяковский в «Во весь голос» полуиронически противопоставляет свою агитпоэзию своей любовной лирике («и мне бы // строчить // романсы на вас»), К. — агитпоэзию Маяковского — его стихам о В. И. Ленине.

88. Здесь, оставаясь наедине сам с собой, он уже не был главнокомандующим Левым фронтом, отдающим гневные приказы по армии искусств: «…а почему не атакован Пушкин и прочие генералы классики?» — Аллюзия на заглавие ст-ния В. Маяковского «Приказ по армии искусства» (1918) и цитата из его ст-ния «Радоваться рано» (1918).

89. Здесь он не писал «нигде кроме, как в Моссельпроме», и «товарищи девочки, товарищи мальчики, требуйте у мамы эти мячики», подаваемые теоретиками из Водопьяного переулка чуть ли не как сверхновая форма классовой борьбы, чуть ли не как революционная пропаганда нового мира и ниспровержение старого, от которого «нами оставляются только папиросы „Ира“». Здесь он писал: «…я себя под Лениным чищу». — Цитируются стихотворные рекламы В. Маяковского для Моссельпрома (1923–25) и Резинотреста (1923). Никакие не «теоретики из Водопьяного переулка» (=Брики), а сам Маяковский заявлял в автобиографии «Я сам»: «Несмотря на поэтическое улюлюканье, считаю „Нигде кроме как в Моссельпроме“ поэзией самой высокой квалификации» (Маяковский В. В. Полн. собр. соч.: в 13-ти тт. Т. 1. М., 1956. С. 22). Строка «Я // себя // под Лениным чищу» взята из поэмы Маяковского «Владимир Ильич Ленин» (1924).

90. Здесь же он поставил и точку в своем конце. — Цитата из «Флейты-позвоночника» В. Маяковского. Поэт застрелился 14.4.1930 г.

91. И сейчас еще слышатся мне широкие, гулкие шаги Командора на пустынной ночной Мясницкой — Аллюзия на ст-ние Ал. Блока «Шаги Командора» (1912) и на пушкинского «Каменного гостя». Ср. со сходными ассоциациями у Т. В. Толстой: «…он вырос, как каменный гость — громадная фигура в расстегнутом, развевающемся ветром пальто, широкая шляпа» (Цит. по: Парнис А. Е. Из новых материалов о Вл. Маяковском // De visu. 1993. № 11. С. 15).

92. …между уже не существующим Водопьяным и Лубянским проездом, переименованным в проезд Серова. — В 1939 г. погиб летчик-испытатель, Герой Советского Союза А. К. Серов. В этом же году Лубянский проезд получил его имя — стал проездом Серова.

93. Не говоря уже о главном Почтамте, географическом центре Москвы, откуда отсчитывались версты дорог, идущих в разные стороны от белокаменной, первопрестольной. — Версты дорог, действительно, отсчитывались от главного Почтамта; версты железных дорог – от вокзалов. Современное здание Главпочтамта построено в 1912 г. (арх. О. Мунц и братья Веснины). До его возведения на этом же месте находился старый почтамт — в основе своей дворец начала XVIII в., сооруженный любимцем Петра А. Д. Меншиковым. Меншиковский дворец был отделен от Мясницкой обширным двором. В середине 1780-х гг. в бывшей меншиковской усадьбе расположился Московский почтамт.

94. …здесь находился Вхутемас, в недавнем прошлом Школа ваяния и зодчества, прославленная именами Серова, Врубеля, Левитана, Коровина. — В 1793 г. В. Баженов построил для генерала Юшкова дом у Мясницких ворот. «Юшков дом» в 1844 г. разместил в своих стенах Московское училище живописи, ваяния и зодчества. В начале XX в. во дворе здания были выстроены вместительные корпуса. В 1921 г. Училище было преобразовано в Высшие художественно-технические мастерские (ВХУТЕМАС). При ВХУТЕМАСе существовало студенческое общежитие-коммуна.

95. Здесь обитал художник Л. Пастернак. — 4.7.1894 г. Леонид Осипович Пастернак (1862–1945) был назначен преподавателем в Фигурном классе Училища живописи, ваяния и зодчества. С осени этого года Пастернаки жили в квартире при училище на Мясницкой, 21. Это был конец улицы, примыкавшей к Тургеневской площади, рядом располагался приход церкви Фрола и Лавра. Дом выходил на улицу и в Юшков переулок. Раньше он принадлежал Демидовым, в нем располагалась масонская ложа, в середине XIX в. здание перешло в казну и было отдано в аренду Московскому художественному обществу. Подробнее о жизни семьи Пастернаков в этом доме см.: Пастернак А. Л. Воспоминания. М., 2002. С. 25–41.

96. …и рос его сын. — Борис Леонидович Пастернак (1890–1960), выведенный в «АМВ» под кличкой мулат. Ср. в ТЗ изображение Пастернака возле гроба В. Маяковского: «…я увидел как бы все вокруг заслонившее, все облитое сверкающими слезами скуластое темногубое лицо мулата. Я узнал Пастернака. Его руки машинально делали такие движения, как будто он хотел разорвать себе грудь, сломать свою грудную клетку, а может быть, мне только так казалось» (ТЗ. С. 393). В молодости К. приятельствовал с Пастернаком и восхищался его стихами. Ср. в конспекте, который Н. А. Подорольский вел на вечере К. 14.03.1972 г.: «Два года учился читать Пастернака» (ОР РГБ. Ф. 831. Карт. 3. Ед. хр. 64). Однако после опубликования за границей пастернаковского «Доктора Живаго» К. повел себя так, что поэт был вынужден резко порвать с ним отношения. 25.6.1958 г. Борис Леонидович просил К. И. Чуковского в письме: «Если хотите помочь мне, скажите Катаеву, что очки его сбили меня с толку, и я не знал, на чей поклон отвечаю. А потом и пошел любезно разговаривать с ним в ответ на приятные новости, которые он мне сообщил. Но, конечно, что лучше нам совершенно не знаться, таково мое желание. И это без всяких обид для него и без каких бы то ни было гражданских фраз с моей стороны. Просто мы люди совершенно разных миров, ничем не соприкасающихся. И ведь скоро все эти „водоразделы“ возобновятся для меня» (Пастернак Б. Л. Собр. соч.: в 5-ти тт. Т. 5. М., 1992. С. 563). 27.6.1958 г. Пастернак писал П. П. Сувчинскому: «…один из наших подлецов-путешественников <К. — Коммент.> рассказал мне, что познакомился с господином Камю и говорил с ним обо мне. Я не хотел верить этому негодяю и принял это за сказку» (см.: Диалог писателей. Из истории русско-французских культурных связей XX века. 1920–1970. М., 2002. С. 544). И, наконец, 28.6.1958 г. Пастернак сообщал самому Альберу Камю: «Один бесчестный человек, на чье приветствие я случайно ответил, потому что из-за его черных очков не узнал его, сняв их, поразил меня неприятным известием (если можно ему верить), что у него была возможность познакомиться и говорить с Вами; между прочим, и обо мне. Как это мне неприятно! Я бы предпочел стать жертвой откровенной подлости, чем подать повод к тому, чтобы меня считали ее союзником» (Там же. С. 544). Впрочем, еще в 1926 г. Евгения Владимировна Пастернак писала Борису Леонидовичу: «…Ты помнишь, <…> как набрасывалась я на всякого, кто как-то косвенно обесценивал тебя, вроде Катаева у Асеевых» (Существованья ткань сквозная: Б. Пастернак: Переписка с Е. Пастернак. М., 1998. С. 164).

97. …который, вспоминая свою юность, впоследствии написал: «Мне четырнадцать лет <…> О, куда мне бежать от шагов моего божества!» — Из поэмы Б. Пастернака «1905 год» (1925–26).

98. Помню маленькую церквушку Флора и Лавра, ее шатровую колокольню, как бы прижавшуюся к ампирным колоннам полукруглого крыла Вхутемаса. Церковка эта вдруг как бы на моих глазах исчезла, превратилась в дощатый барак бетонного завода Метростроя, вечно покрытый слоем зеленоватой цементной пыли. — Церковь Флора и Лавра в Мясниках была из тех московских храмов XVII столетия, которые во многом определяли облик старой Москвы. День св. Флора и Лавра праздновался 18 августа по старому стилю, и со всей Москвы вели на Мясницкую лошадей, чтобы кропить святой водой. В 1932 г. церковь была закрыта, а в 1934 г. — снесена.