Новый банк быстро набирал обороты – через него по старой памяти шли все международные сделки огромной страны. Потом начались покупки заводов, газет и целых пароходств вместо жалких классических пароходов. К тому же его институтский приятель Глеб Слепокуров оказался не кем иным, как губернатором богатейшей уральской области. Со всеми вытекающими для Ильи последствиями.

Вскоре Можжарин купил себе дом в Париже, виллу на Лазурном Берегу, расставил на руководящие должности своих бывших однокурсников, к которым питал доверие, а сам превратился в этакого «финансового гения», который смотрит на все свысока и определяет стратегию развития своей империи – что прикупить, а что продать. Кстати, он действительно был финансистом от Бога, ведь еще в школьные времена Илья выигрывал многие математические олимпиады в Москве и порой ставил в неловкое положение учителей математики, предлагая решить задачи совершенно иным способом, чем рекомендовалось в учебниках.

Иноземцев, к которому Можжарин обратился по чьей-то рекомендации с несколькими просьбами еще во время первого своего появления в Париже, был почему-то уверен, что и его империю скоро развалят и раздерут уже новые хищники, циничные и завистливые, которые посчитали себя обойденными такими первопроходцами, как Можжарин. Но тот проявил способность понимать ситуацию – отказался от всякой политики, продал газеты от греха подальше, чтобы не раздражать власти свободой слова и критики, и устроил на работу в свои подразделения несколько детишек и жен высокопоставленных представителей нового руководства. И благополучно уцелел.

К Иноземцеву его тянуло, потому что иногда Можжарину очень хотелось услышать что-то резкое и жесткое в свой адрес, от чего он среди своих прихлебателей и дворни давно отвык. К тому же он чувствовал в Иноземцеве какую-то иную породу, иную иерархию ценностей, которые ему были очень близки. Ведь он очень любил креативных людей и многим бескорыстно помогал. Да и возраст уже брал свое, вдруг, несмотря на раздавшееся от денег самомнение, накатывало желание понять про себя нечто новое, что-то переоценить, уяснить… А может, и перейти в другое духовное измерение.

«Ты, Илюха, слишком быстро обожрался, – посмеивался над ним Иноземцев. – У тебя в глазах пресыщение. А это то же самое, что ожирение. От пресыщения – холестерин в мозгах, тромбы в душе, повышенный сахар в чувствах. И ощущение, что больше уже ничего не будет, тупик… Опять жрать?»

Можжарин кривил губы, каменел лицом, но покорно слушал. Русскому человеку без таких душевных разговоров жить невозможно. Он в них душу обмывает, готовя ее к новым искушениям.

«И потом, ты же энергетический вампир, – безжалостно продолжал Иноземцев стараясь завести Можжарина. – У тебя внутри свой энергетический котел проржавел и только хлюпает да чавкает, а ничего не вырабатывает… Морально износился. Знаешь, что это такое? Моральный износ?.. И девки тебя не спасут! У них если и есть энергия, то слабенькая и, главное, дурная».

Можжарин плохо понимал суровый юмор Иноземцева, леденел взором и злобно спрашивал: «А что же тогда твои помещики по крестьянкам шастали?»

Иноземцев усмехался в ответ: «Так среди них дураков сколько было! А те, что поумнее, если и жили с крестьянками или дворовыми, то ведь с каким-нибудь чудом природы! Гением чистой красоты!»

Вспомнив, что вечером непременно будет звонить Гриб и станет просить хоть какую-то информацию о Вайсе, Иноземцев лениво спросил:

– Слушай, а ты как думаешь – этот Вайс, он по собственной глупости разболтался или его кто надоумил?

Можжарин не сразу разлепил закрытые веки. Непонимающе переспросил:

– Какой еще Вайс?

– Тот самый… Который здесь рассказывал басни, как он с помощью бывших чекистов собственность государству возвращает?

– А-а, этот… Шпана он мелкая. Надувает щеки, засранец. Корчит из себя человека… Я думаю, он напился тут, окосел от сознания собственной значимости, ну и наболтал журналисту не под запись всякой ерунды… В Париже всех наших на подвиги тянет.

– Да нет, оказывается, наговорил он все под запись. Мало того, он еще и завизировал потом текст.

– Ну тогда просто мудак.

– Или провокатор?

– Кретин клинический… Как и те, кто имеет с ним дело.

Спорить тут было не с чем. Судя по всему, ноги у скандального интервью, если это и впрямь был не выброс идиотизма в неокрепшем мозгу, росли не в Париже, а в стольном граде Москве, в яростной битве тамошних боярских кланов, свирепо охраняющих свои вотчины от завистливых супостатов.

– Ты вот мне лучше скажи – этот хрен с горы может развестись? – вдруг блеснул глазами Можжарин. – Или так и будет терпеть, как мадам посылает его подальше?

Хреном с горы был не кто иной, как сам господин президент. Можжарин ненавидел его страстно и бесповоротно. На всю оставшуюся жизнь. Несколько лет назад, когда господин президент был еще только министром внутренних дел, Илюша угодил в громкий скандал – с ним разорвали сделку о покупке огромного участка земли на Лазурном Берегу, посреди которого возвышался старинный замок, считающийся культурным достоянием французского государства. И тут же запретили крупной французской фирме, связанной с производством самолетов, продавать структурам Можжарина контрольный пакет акций. По той причине, что деньги его якобы весьма сомнительного происхождения.