И вот опять наш путь к небольшому островку, видному с берега Балхаша. Но едва мы стали к нему приближаться, как нас настигли большие волны. Шторм был так неожидан и силен, что мы не смогли как следует пристать к берегу — волна выбросила наше суденышко на галечниковый прибрежный вал высотой почти в десяток метров. Здесь волны с яростью набрасывались на островок, находящийся посредине залива.

Как и следовало ожидать, нас встретили беспокойные и крикливые крачки, а прибрежные скалы чернели от галок. Стайка голубей сорвалась с утеса и понеслась на материк. На самой высокой скале островка чернели три унылые и неподвижные фигуры уже оперившихся птенцов орлана-белохвоста. Их единственный родитель с беспокойными криками летал высоко над нами, сопровождаемый крачкой. Очень хотелось сфотографировать орлят, но двое из них, очевидно, следуя сигналам с воздуха, залегли в гнезде. К тому же было пасмурно.

А волны еще больше шумели, пенились и с яростью набрасывались на островок. О возвращении на бивак не могло быть и речи.

Площадь островка не более четырех гектаров, и все же на нем нашли приют сотни три крачек и галок. Птицы давно успокоились и занялись своими делами. Крачки добывали корм в озере. Даже сейчас, в шторм, они ухитрялись, ловко лавируя над самой водой между волнами, склевывать выходящих из воды комариков. А галки? Кобылок на острове уже не было. Их давно уничтожили птицы. Неужели тоже пробавлялись комариками?

И крачки и галки занимали обособленные участки, и, если какая-либо из галок приближалась к территории, занятой гнездами крачек, на нее тотчас же с криками нападали хозяйки. Неприкосновенность границ соблюдалась строго.

К гнезду орла никто не подлетал. Но если воспитатель птенцов поднимался в воздух, одна крачка все время его преследовала. Одна и та же? Возможно, когда-то орел или кто-либо из его сородичей нарушил нейтралитет, чем-то ее обидел.

К вечеру Балхаш сжалился над нами: ветер затих, исчезли белые гребешки на волнах, и тогда наш «Пеликан», подпрыгивая и звонко шлепая о воду своим широким дном, благополучно доставил нас на бивак…

Едем вдоль северного берега озера на восток. Дорога то отойдет от озера, то вновь к нему приблизится. Слева далекие горы пустыни, справа — изумрудный Балхаш, впереди среди томительного однообразия, как стол ровной пустыни, показался какой-то высокий предмет: то ли дом, то ли одиночная скала, то ли еще что-то. В горячем воздухе он колышется, дрожит, разбивается на несколько горизонтальных полосок, вытягивается столбом или расплющенным овалом. Едва заметная дорога ровна, как асфальт, и машина мчится на предельной скорости. С каждой минутой странный предмет все ближе, наконец перед нами возникает оригинальный мавзолей, сложенный из плит ракушечника. Здесь хорошее место для стоянки, все озеро на виду.

Против мавзолея виднеется небольшой и низенький остров. Я не решился его посетить. Остров от берега в полукилометре, погода тихая, лодка и мотор исправны, и бензина хватает на завершение поездки. Но причина была особенная.

Островок узенький, маленький, не более полутораста метров длиной и тридцати метров шириной. Весь он состоял из одних камней, без единого пятнышка зелени, видимо, появился из воды недавно, как только стал мелеть Балхаш. Островок я заметил еще издали с дороги.

Был он какой-то странный, необычно пятнистый, и, как мне подумалось, не случайно. Я не обратил сразу на него внимание моих спутников, подвел машину к мавзолею. Остров был действительно необычный. Покрытый птицами, черными со светлыми грудками, он походил на арктический берег с пингвинами. Но пингвинов на Балхаше нет и быть не может.

После осмотра мавзолея я подвел машину к берегу, нашел место для бивака, поспешил к самой воде, лег на камни. Теперь ветер не мешал пользоваться биноклем — положенный на камень, он был неподвижен.

Зрелище было необыкновенным. Среди голубой синевы воды под небом с кучевыми облаками сверкала полоска каменного островка, усеянная молодыми бакланами. Птицы неподвижно отдыхали, лишь кое-кто, раскрыв крылья в стороны, сушил на легком ветру оперение после подводной охоты. Бакланов было очень много, сотни три. Они сидели рядками, будто столбики, очень похожие на пингвинов. Светлая грудь бывает обычно у молодых бакланов, тогда как взрослые становятся целиком черными.

На самом краю островка, немного в стороне от общества птиц, сидел одинокий пеликан, возле самого бережка плавали царственно величавые белоснежные лебеди. Некоторые из них спали, положив голову на спину. Еще на мелких волнах рядом с островком красовались красновато-коричневые утки-атайки. Птичье царство мирно отдыхало, и никто не обратил внимания ни на нашу машину, ни на вышедших из нее людей. Впрочем, до нас было далековато.

Конечно, неплохо было бы снарядить лодку, подплыть на ней поближе к островку. Но беспокоить такое большое скопление отдыхающих пернатых!..

Вскоре от островка отделилась группа лебедей и не спеша поплыла в открытое озеро. Караван снежно-белых птиц на темной синеве вечернего озера казался необыкновенным. Это было какое-то колдовство красоты. Впрочем, не знаю, разве может быть что-либо в природе некрасивое или безобразное? Безобразно и кощунственно поднять ружье на эту птицу, олицетворяющую столь необыкновенное совершенство формы и грации.

Лебеди уплыли далеко и слились с белыми гребешками синих волн.