– Дочерей твоих увели в полон, – зверолов отдал подавленному отцу и плачущей матери ленточку – единственное, что осталось…

Максим призвал идти в погоню.

Вожа пожал плечами. Он уже оценил наличествующие силы и готовность:

– Вернуть полонников с бою сейчас не удастся. Я видел несколько отрядов. К вечеру они соединятся. Совместно погонят скот и невольников. У них может быть несколько сот всадников. Немногие из вас вернутся. Можете все пропасть без пользы.

– Как быть? – спросил один из овражных людей. – Нельзя ли выкрасть их ночью?

– Одного человека у десятерых сторожей увести можно. Десятерых у одного сторожа бесшумно не увести. Полонников по полю соберут много. Кого-то возьмешь, а другие начнут плакать, побегут вослед. Все обнаружится. Теперь корсаки настороже. Выкупить можно. Есть ли чем? До денег и украшений падкие все ордынцы.

– Все разорили, – хозяйка заплакала. Мужики молча сжимали ружья. – Зачем им наши дочушки? Убьют их? Скажи.

– По их законам разрешено иметь несколько жен, – ответил Вожа. – У богатых по десятку жен и наложниц. Потому невесты в цене. У бедного корсака нет денег на выкуп жены. Дорого. Берут у других народов, если голову сохранят. Из чужих кочевий берут себе. Русских могут продать в Серединную Азию, в Бухару, в Хиву… Персам и крымским татарам продают, туркам. Наши мужики и бабы в цене. Способны в поле работать. Ногай или башкир в четверть цены идет. Русские плуг и косу знают, работе обучены. Беленьких девок хорошо в гаремы покупают. И сами кочевники их держат, но более продают за хорошие деньги.

– Зачем дикарям рабы? – то ли возмутился, то ли спросил овражный человек с клеймом каторжника.

– Овец стричь, шкуры свежевать, кожи мять, войлоки валять… Двух-трех невольников имеешь – можешь в тени кверху пузом лежать. Старики в селеньях говорили: униженные будут возвышены; русские полки еще придут туда, откуда исходит угроза, и там будет порядок, заведенный Россией, и никто не станет торговать христианскими душами. Может, это вас утешит.

– Вожа, давай дочек выкупим, – Максим ухватился за идею выкупа. – По лесам и долам, говорят, ты многим помог. Проводишь на кочевье? Сколько стоит дочек выкупить? Все, что есть, отдам.

– Правду сказывают, – согласился Вожа. – Приходилось полонников и отбивать, и похищать, и выкупать. Сами корсаки за хорошую девицу платят калым пятьдесят лошадей, двадцать пять коров, сто овец и несколько верблюдов. Девицу попроще согласятся отдать и за двести овец. Бывает, за скудных женихов отдают и за сто овец. Но по словам, ваши дочери в самом соку. Корсаки так просто не отпустят. Конечно, полонников до Хивы живьем еще довезти надо, чтоб не померли… Сторговаться можно. Но за трех девок придется отдать целое состояние.

– Наш скот отогнан, – удрученно сказал Максим. – Лошадей по степи распугали проклятущие…

– Два дня тому назад подо мной двух лошадей убили, – Вожа развел руками, потом хлопнул по ружью. – Из имущества только медвежья голова в сохранности. И у вас не густо.

Услышав сужденья Вожи, Прасковья забилась в судорожном плаче.

Вожа смущенно отвернул лицо, потом решительно сказал:

– Чем могу помогу вам. Будем готовить выкуп. Есть у меня заказ на красивые птичьи перья и чучела птиц, кои продают купцы в столице и за морем в Европе. Пойду добывать. Две шкуры куницы в зимовье висят. Может, еще беркута споймаю. Мать, не плачь, как по покойникам. Уповай на удачу. Надо снаряжаться в дорогу.

На другое утро, еще до зари, Вожа и Максим выехали верхами в степь, на поиски одичавших своих лошадей. К полудню они обнаружили в лощине за дубровым колком косяк лошадей во главе с пегим высоким жеребцом. Глаза у зверолова сразу заблестели.

– Хорош, хорош, – повторил Вожа.

После стремительной скачки по просторному долу удалось заарканить пегого жеребца редкой масти, особо ценимой азиатскими торговцами, которые перепродавали пегих по хорошей цене в Индию. Впрочем, зверолову жеребец глянулся не столько мастью, а широкой грудью, длинными сухими ногами, а еще больше характером, вздувающимися ноздрями при появлении конных людей…

Вымотав жеребца на аркане до изнеможения, зверолов и табунщик взнуздали и оседлали его. Только Вожа взобрался в седло, как новый прилив ярости взметнул, казалось, увядшего скакуна. Такой брыкучей скачки Вожа, объездивший нескольких диких коней, еще не видел.

В конце концов конь был вынужден признать верховенство человека с железной хваткой.

В тот день Вожа и Максим привели в усадьбу еще одну объезженную кобылицу. С другого дола удалось привести нескольких скакунов и сыновьям Максима при содействии овражных людей. Но самый статный конь оказался у Вожи.

– Как бы его назвать? – задумался зверолов. – Конь в степи друг и брат. Нехорошо другу без имени.

– Тополь, – предложил Васек. – Назови его Тополь. Стройный, ноги длинные.

– Тополь, Тополек, – пожалуй, годится, согласился зверолов. – Хорошо. Пусть будет Тополь.

Несколько дней Вожа приучал коня к своим, лишь ему свойственным командам обычным голосом и тайными посвистами. Скормил коню не одну буханку хлеба и сладкую морковку. Щелкал кнутом над конской головой, стрелял из пистолета. Приучал невозмутимо воспринимать вспышку огня, грохот и пороховую гарь. Водил по овражным кручам и по бревну.