Собрался с силами и стал эту единственную известную мне молитву читать: «Отче наш, иже еси на небесех… Господи, помоги мне! Да святится имя Твое… Я ещё не готов к смерти! Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли… Господи, смилуйся, дай мне ещё время на покаяние! Я не хочу здесь оставаться! Хлеб наш насущный даждь нам днесь, и остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим»…

А бесы тут как тут. Навалились на меня, не дают молиться. Путают мысли. «Я неправильно жил, Господи! Я про Тебя не думал. Не оставь меня, как я оставил Тебя! Я исправлюсь! Дай мне время на покаяние! Мне ещё дочку нужно на ноги поднять! Ради дитя невинного смилуйся, Господи! …Отче наш… И не введи нас во искушение, но избави нас от лукавого!»

И вернулся. Ожил.

Врачи поражались. Слишком много времени прошло до операции. Они уже приготовились моё тело в морг отправлять. Медсестра потом говорила, что у меня как-то даже кровь загустела, нельзя было капельницу поставить. В общем, труп практически. И вдруг очнулся. Решили: медицинское чудо. А я-то знаю, Кому это чудо принадлежит!

Вышел из больницы, пошёл в церковь. Первая моя служба была. Если б ты знала, как она мне тяжело далась! Видимо, грехов много было – еле достоял. В храме тепло – а я замёрз. Мёрзну – сил нет. И пот холодный по спине. Взмолился Господу: «Господи, помоги мне службу до конца достоять!» И достоял. Ну а потом уже легче было. На других службах-то.

– Миша, ты поэтому в монастыре теперь трудишься на послушании?

– Ну а как ты думала?! Что меня от больших денег и мирской жизни могло в монастырь привести?! Я ведь привык жить по своей воле. Вот дочку выучил и уехал в обитель. Теперь на послушании у духовного отца живу. О душе думаю. Потому что знаю, что с ней случиться может. Старец мне сказал: «Ты, когда в миру жил – спал. А сейчас проснулся. И понял, что такое жизнь, что такое душа и почему о спасении нужно думать до того, как умрёшь».

И Миша снова включает акафист. Мы едем дальше и слушаем. Я вспоминаю свою знакомую. Она не верит в Бога, некрещеная и креститься не собирается. Говорит:

«Я знаю, что умру и исчезну. Какая мне разница, что будет с моим телом после смерти! Пускай меня кремируют! Душа? Какая душа?! Где доказательства, что она существует?!»

Господи, дай нам всем время на покаяние! Помоги очнуться от сна и вспомнить о Тебе! «Отче наш, иже еси на небесех…»

Я приехала в Калугу поздней электричкой и опоздала на последний автобус в Оптину. Позвонила духовнику, и он помог: через полчаса к автовокзалу подъехали его духовные чада, муж с женой, у которых я и заночевала. Встречали меня, совершенно незнакомого человека, как дорогого гостя. После первой встречи мы продолжали общаться, новые знакомые тоже приезжали ко мне домой. За время нашего знакомства я узнала эту семью близко, узнала об их непростой и очень интересной жизни. Они разрешили мне записать свои истории, изменив имена.

Екатерина родилась в селе Татаюрт в Дагестане, у неё есть сестра-близнец Надежда и младшая сестра Людмила. Мама у них русская, её деды и прадеды когда-то жили в станице Александрийской. Это была одна из чисто русских станиц у Каспийского моря, где веками жили терские казаки.

Прадедушка – станичный атаман владел конным и рыболовным заводами, мельницей. Рабочие его очень любили. Бабушка Екатерины, Лидия, была старшей дочерью в семье. Для всех дочерей готовилось приданое, каждая носила серьги с бриллиантами и хранила шкатулочку с драгоценностями. Когда началась Гражданская война, красноармейцы утопили богатых станичников на корабле, среди них находились прадедушка и прабабушка.

Бабушка Лидия, которой в то время исполнилось двенадцать лет, спрятала семейные драгоценности. Их так и не нашли, но забрали всё, что смогли. Младшая сестрёнка бабушки, двухлетняя Даша, как-то играла в песочке. В ушах ребёнка поблёскивали бриллиантовые серьги. В это время мимо проезжали красноармейцы, и Лидия увидела, как один выхватил саблю, а второй отстранил руку, занесённую для удара: пожалел ребёнка – и просто вырвал серёжки, порвав мочки.

Много лет спустя маленькая Катя спросит у бабы Даши:

– Бабушка, а почему у тебя ушки порваны?

А когда Катя вырастет и поступит в медицинское училище в Кизляре, в 1972 году её вызовут в НКВД, и сотрудники ОБХСС будут допрашивать студентку-отличницу:

– А не рассказывала ли тебе твоя бабушка, где спрятаны сокровища вашей семьи?

У папы в родне были кумыки и ногайцы. Он не стал регистрировать брак с русской, как позднее узнала мама, у него уже была жена-кумычка. Водитель по профессии, отец, видимо, и в других городах имел «жён», тем более что местные законы, сурово хранящие целомудрие женщин, к мужчинам относятся снисходительно и негласно разрешают многожёнство.