– Только один вопрос. Пять дней начиная с чего?

– С момента четвертой попытки вас убить, – сказал Кеша тихо. – Если убьют.

– И тогда все погибнут? Вначале Иные, потом люди?

– Да, – поколебавшись, сказал Кеша. – Тут хоть прямо и не сказано про смерть, но общая тональность и использование разрядов, особенно цифр пять и шесть…

– Оставь детали, я тебе верю, – сказал я.

– «Шестой Дозор мертв», – Кеша задумался. – Дядя Антон, вот это на самом деле самое важное. Самое-самое. Шестой Дозор.

– Почему?

– Потому что тут асимптота в точке перегиба, это значит…

– Верю! – Я вскинул руки. – Верю, Кеша.

– Шестой Дозор – это что? – спросил мальчик с любопытством.

– Ну, Ночной и Дневной Дозоры – это первый и второй, – сказал я. – Третий Дозор – Инквизиция. Четвертый Дозор – это органы СМИ. Пятый Дозор – это как пятая колонна, тайная организация внутри Дозоров… Шестой – о, ты спрашиваешь меня про Шестой Дозор…

У Кеши округлились глаза.

– Да шучу я, – вздохнул я. – Никто никогда не называл Дозоры цифрами. Есть пара дурацких шуток, но не более того. Шестой Дозор – полная бессмыслица.

– Должен быть смысл! – строго сказал Кеша. – Честное слово! У пророчеств есть законы!

– Хорошо, я буду думать.

– «Пятая сила исчезла. Четвертая не успела. Третья сила не верит. Вторая сила боится. Первая сила устала». – Кеша развел руками. – Тут совсем непонятно, дядя Антон. Может, смысл и есть. А может быть, пурга или курга. Просто чтобы пророчество красиво звучало.

– Выходит, в сухом остатке – только Шестой Дозор, – сказал я. – Единственный хвостик, за который можно уцепиться.

Кеша виновато кивнул.

– Извините, дядя Антон… Я завтра спрошу Глыбу на уроке.

– Спроси. – Я встал, положил на стол деньги. Официантка, давно уже раздраженно смотрящая на нас (взяли два мороженых и кофе, сидели целый час), двинулась к нам от стойки. – Пойдем, я тебя отвезу домой.

– Да я сам, на метро…

– Нет, Кеша. Мне спокойнее будет. И все равно сейчас делать нечего, у меня одна встреча вечером, до нее… Кеша?

Иннокентий Толков стоял покачиваясь и слепо глядя на меня. Зрачки его медленно расширялись, глаза чернели, превращаясь в зловеще поблескивающие красными искрами провалы. Лицо побледнело, на нем проступили бисеринки пота.

Я замер. Не надо мешать пророку, когда он впал в транс. На ногах он скорее всего удержится. Может быть, это будет уточнение пророчества? Такое случалось. Или еще одно?

Глаза Кеши вдруг сузились, налились янтарной желтизной. Зрачок схлопнулся, расширился – и стал вертикальным. Я вздрогнул. Официантка, так не вовремя ринувшаяся за деньгами и оказавшаяся рядом, ойкнула.

– Антон, – сказал Кеша, глядя на меня. – Раз – отрока возьми с собой. Два – поспеши домой. Три – не тебе решать. Четыре – я приду опять.

Это не было похоже на пророчество. Это было похоже на то, словно пророка заставили говорить – и перехватили управление. Какие-то внешние формы, построение фраз – это было от пророчества. Содержание… Содержание было совсем иным.

– Что за нелепица? – воскликнула официантка плачущим голосом. – Не подобает приличным людям так вести себя!

– Простите великодушно, – ответил я, борясь с искушением добавить «сударыня». – Но это всего лишь детское баловство. Простите великодушно, примите за беспокойство…

Официантка чопорно кивнула, сгребла со стола деньги, приняла из моих рук тысячную купюру – и удалилась.

Стремление говорить велеречиво и старомодно – в меру понимания человеком и велеречивости, и старомодности – характерный признак близкого выброса Силы. Но каков должен был быть выброс, чтобы он подействовал на меня, Высшего? И почему я его не заметил никаким другим образом?

Взгляд Кеши медленно просветлел. Он потряс головой. Удивленно посмотрел на меня.

– Дядя Антон… Я пророчествовал? Второй раз в день?

– Нет, парень, ты нес полную кургу, – сказал я. – Пойдем.

– Домой? – робко спросил Кеша.

– Ко мне домой. Считай, что я тебя позвал в гости. Позвони матери…

– Она в Париже. С… – Кеша запнулся. – С мужем. Ну, как бы отчимом. Григорий Ильич его зовут.

– Как бы? – не понял я, беря у гардеробщика свое пальто. И наложил на нас с Кешей «сферу невнимания» – не стоит всем слушать наши разговоры, уж очень они странные.

– Это я их свел. – И вот тут Кеша впервые смутился. – Год назад. Подумал, ну что я такая скотина неблагодарная, мама ни с кем близко не сходится, все со мной, а она же еще не старая и могла бы сыскать в жизни свое счастье, возможно – даже родить мне брата или сестру. А дядя Гоша – хороший дядька. Добропорядочный, неглупый, обеспеченный. Вот, увез мать в Париж годовщину свадьбы отмечать. И меня звал, но я наотрез отказался, дабы не смущать их.