Шрифт:
– Получается, он отправил весь груз, после чего застрелился?
– Именно так. Только я не уверен, что самоубийство было связано с этой отправкой. По-моему, у него просто съехала крыша.
– Вы не знаете, куда отправили груз?
– Меня никто в известность не поставил.
– Что было потом?
– Потом из министерства пришла бумага, и все стали ждать комиссию из Москвы. Приехали быстро и сразу – в хранилище.
– Хранилище № 20?
– Да. – Старик закивал головой. – Приехали, зашли в помещение, долго сидели. Потом, когда вышли, велели замуровать вход.
– Зачем? – оторопела Дайнека.
– Не знаю, – пожал он плечами и снова заговорил: – Справедливости ради, замечу – это обычная практика. Там ведь, в горе, нарыли дырок без счета. И если какое-то помещение становилось ненужным, вход в него просто закладывали кирпичом, и больше оно не использовалось.
– Значит, никакого Средневековья? – улыбнулась Дайнека.
– Никакого, – ответил старик.
– На этом дело закончилось?
– Какой там! – Арзамасцев энергично махнул рукой. – Потом долго разбирались: кто грузил, куда отправлял. Документов Роев после себя никаких не оставил. Что там у них приключилось, не знаю. К нам тогда кагэбэшников понагнали. Раз по десять опрашивали. А что я могу рассказать? Меня от этого хранилища отстранили еще в самом начале.
– Вход замуровали… Документов никаких не нашли… – Дайнека задумчиво посмотрела на старика. – Странное дело. И все-таки, что же было в этом хранилище?
– Мужик, который работал у Роева на погрузке, рассказывал, что весь груз поступал в ящиках. Ящики были разными по весу и по размеру, но все опломбированы. Маркировка – латинская буква с трехзначным числом. Однажды один ящик сорвался с вилок электропогрузчика и развалился…
Дайнека резко придвинулась.
– Что там было?
– Коробки из пенопласта.
– И только-то… – она разочарованно отстранилась.
– Несколько коробок раскрылось, из них выпали и раскатились небольшие предметы. Роев велел грузчику немедленно покинуть хранилище, пока он сам соберет и упакует ящик.
– Сам?
– Своими руками, – Валерий Васильевич прикоснулся к груди. – Что-то разволновался… Слава! Принеси мне тонометр, он лежит на тумбочке у кровати.
Вячеслав ушел в соседнюю комнату и вернулся оттуда с измерителем давления. Только сейчас Дайнека заметила, что старик раскраснелся.
– Так и есть… Сто семьдесят на сто десять, – он снял надувную манжету. – Ну, на этом закончим. Пойду пить лекарства.
Во дворе кораблевского дома Дайнеку перехватила Надежда. Казалось, она специально поджидала ее на лавке.
– Пожалуйста, ты только не обращай никакого внимания.
– Что-то случилось? – с тревогой спросила Дайнека.
– Ничего. Просто отец опять срезал цветы и принес твоей матери. Соответственно, моя мать закатила скандал.
Дайнека села на скамейку.
– С этим пора что-то делать. Ты не говорила ему, что мама не любит мужчин?
– Нет… Как-то неудобно отцу – такое.
– Тогда давай я скажу. – Она встала и пошла к крыльцу. Потом обернулась: – Где он сейчас?
– На втором этаже, в своем кабинете.
На кухне грохотала посуда. Казалось, еще чуть-чуть, и Мария Егоровна все там перебьет. Дверь в комнату матери была плотно прикрыта. Все это только усилило напряжение, которое и без того ощущала Дайнека. Зайдя в кабинет, она спросила чуть громче, чем следовало:
– Зачем вы так поступаете?
Витольд Николаевич поднял голову. До этого он сидел, уткнувшись в газету.
– Как? – коротко и, как ей показалось, с вызовом спросил Кораблев.
– Цветы, знаки внимания. Зачем вам это?
Кораблев снял очки, положил их на стол, потом встал и вышел из-за стола.
– Тебе кажется, что ты вправе задавать мне такие вопросы? – Он твердо посмотрел ей в глаза.
Дайнека ответила ему таким же прямым взглядом.
– Я в этом уверена.
– Обоснуй.
– Мы с мамой приехали сюда отдыхать, а не отбивать чьих-то мужей.
– Разве, подарив цветы, я взял на себя какие-то обязательства?
– Вы треплете нервы своей жене и вынуждаете нас уехать.
– Об отъезде не может быть речи. – Он улыбнулся и прошелся по кабинету. – Но ты отказываешь мне в праве быть мужиком.
– Нисколько.
– У меня нет никаких планов относительно твоей матери. Просто хотелось понять, есть ли порох в пороховницах.
– А вы не подумали о жене и о том, в какое положение ставите нас? – упрямо проговорила Дайнека.