— И так и не пришла на уборку. Норма тебе голову открутит.

Я не знаю, кто такая Норма, но знаю, что эти слова принадлежат Крис.

Свет загораживает голова Кнута, он хмуриться, демонстрируя беспокойство. Я же думаю над тем, что не могу теперь воспринимать чувства и слова этого человека всерьез, потому что он лгал мне и ни одна мышца на его лице не дрогнула: идеальное владение собственным телом и эмоциями.

Кнут застрелил своего нечеловеческого напарника, которому Захария доверил ликвидацию ненужного элемента моей жизни. Я вспоминаю, каким удивленным выглядел вампир, прежде чем брат прострелил ему голову. Он не ожидал, что его награда за верность будет похожа на свинцовый билет, переселяющий из одного ада в другой.

Я мысленно возвращаюсь в катакомбы, которые посетила не так давно. Теперь мне предельно ясно, куда попадет ребенок той несчастной женщины, чей протестующий крик я слышала сегодня утром. Ясно и то, каким образом его будут использовать. Ведь те за еду готовы продать душу Сатане.

Думая о Сатане, я представляю лицо Захарии. Доброе, старческое лицо мудрого наставника. Ясные глаза, которые мечтали тебя увидеть все эти восемнадцать лет.

— …слышишь?

— Все в порядке. — Неужели эта нелепая ложь озвучена мной?! Я произношу это так уверенно и убедительно, что заговори я сейчас во всеуслышание о Боге, и на земле не осталось бы атеистов. — Просто устала.

— Устала?! Да ты же ни черта не делала! — Возмущается Крис, но брат что-то говорит ей… они спорят какое-то время, и в итоге девушка уходит.

— Малыш, что с тобой? Расскажи мне.

Наверное, не окажись Кнут таким подонком, слепо исполняющим приказы своего наставника, и он действительно мог бы стать моей семьей. Потому что подобные слова я слышала только от своей мамы и иногда, в более скупом на чувства варианте, от отца. Осознание собственного теперь уже абсолютного одиночества в прошлом заставило бы меня биться в истерике. Сейчас же душа моя выскоблена и пуста как этот потолок. Я устала.

— Знаю! Это ублюдок Молчун тебя обидел, так? — Наконец «догадывается» Кнут, пытаясь заглянуть в мои глаза. — Только скажи, и я ему так надеру задницу, что он будет с этих самых пор пылинки с тебя сдувать. Бесчувственный сукин…

Господин Аман даже не знал о гибели моей семьи. Он держал свое слово и не трогал людей, не только чистокровных. На Захарию же этот договор, как на человека, не распространялся. Если кто-то мешал ему, он просто убирал его с дороги, и не видел в этом проблемы.

— А я-то думал, что ты сможешь… ну да ладно, я передам Захарии, что ты плохо себя чувствуешь. — Кнут тяжело вздыхает, убирая волосы с моего лба. — Я знаю, Мейа, как тебе сейчас тяжело. Ты тоскуешь…

Мой взгляд уходит с белого квадрата потолка на лицо парня.

— Захария хотел меня видеть?

— Да… — Он несколько озадачен моим вкрадчивым тоном. — Тц, ладно… я проболтался, ясно? Рассказал ему про вас с Молчуном. Потому он хочет тебя увидеть. Перетереть это сначала с тобой, а потом с ним. Прости ладно? — И он складывает руки в молитвенном жесте.

Я улыбаюсь, хотя и думала, что уже разучилась выполнять столь сложный трюк.

— Ничего. Рано или поздно он все равно бы узнал. — Видимо, лгать — это у нас семейное.

— Вот и я так подумал… — Кнут недоуменно следит за тем, как я встаю. — А ты…

— Кажется, насчет этого я готова поговорить с ним. Это важно.

— Молчун — счастливый сукин сын. — Бормочет Кнут, вставая следом. — Я тебя провожу…

— Нет, не нужно. — Торопливо останавливаю я его. — Это… ну… это личное. Мне нужно немного… поразмыслить надо всем этим… знаешь, я немного растеряна и волнуюсь. Мне необходимо побыть одной.

— Блин, я понял. — Вздыхает брат, запуская пятерню в свои волосы. — Но ты все мне расскажешь, идет?

— От начала до конца. — Обещаю я, веря, что не попаду в ад за эту ложь: все же я просто плачу той же монетой.

Хотя к черту ложь. Я собралась сделать кое-что обеспечивающее мне прямую дорогу в преисподнюю.

До апартаментов Захарии путь не близкий, и я боюсь времени, которое отделяет меня до греха, на который я решилась. Боюсь передумать. Боюсь сорваться. Боюсь дать слабину. Все кажется таким простым, когда я думаю об этом, но я знаю, что на деле мне придется нелегко.

Мысль об убийстве засела в моей голове… так часто я думала о мести, но так и не смогла зажечь в своем сердце необходимый огонь решимости, ненависти, желания чужой смерти. Я и сейчас не уверена, что обрела эти необходимые законнику «качества», но теперь меня наполняет странная уверенность, что я поступаю правильно.

Детально представляю каждое свое действие по прибытию на место. Понимаю, что до сих пор боюсь причинять боль кому бы то ни было. Было бы куда легче, если бы я могла устранить человека, просто стерев его имя в черном списке собственного изготовления. Раз и нет, минуя стадию лицезрения чужой боли, крови, криков, агонии.