Он в панике осознал, что полностью погружен, а при попытке подняться ударился о твердую неподатливую поверхность. Буриас дико забился, колотясь о стены темницы и отчаянно ища выход. Выхода не было. Он был заперт и тонул.

Руки отказывались повиноваться, он не мог пошевелить ими. Он видел одну лишь темноту. Буриас чувствовал вкус масла и крови, аккумуляторной кислоты и желчи. Его жестоко рвало, но едкой мерзости некуда было выходить.

Силы угасали вместе с сознанием. Вокруг него громко разносился металлический лязг, удары и визг двигателей. За всем этим он слышал приглушенное бормотание голосов, но не мог уловить смысл слов.

Близился конец, и усилия ослабевали. Легкие бунтовали, вынуждая его рефлекторно глубоко втягивать жидкость и собственную рвоту. Он начал биться в конвульсиях, жестоко дергаясь и содрогаясь. Затем наступило забытье. Однако оно продлилось недолго.

Он очнулся во мраке. Было больно. Вокруг не было вообще ничего, и он знал, что находится в аду. Буриас взревел голосом, который ему не принадлежал. Он услышал этот механический скрежещущий вопль муки при помощи ушей, которые не были его ушами: внешние сенсоры переводили услышанное в электрические импульсы, которые передавались напрямую в кору головного мозга. Он стиснул в кулак не принадлежащую ему руку, и огромные клинки-пальцы силовых когтей сжались. Он вновь обрушил громадный кулак на каменные стены тюрьмы. Раздался глухой звук удара металла о камень. Этот звук…

– Буриас, - произнес голос.
– Буриас Драк`Шал.

Это был голос, который звал его назад. Голос, который привел его в этот ад. Он развернулся в ту сторону с визгом сервоприводов.

– Наконец снова в стране живых. По крайней мере в некотором роде.

Оптические сенсоры интерпретировали увиденное. Рядом стояла фигура, которую он узнал.

– На этот раз ты был глубоко, - произнесла она. – Я не был уверен, что ты выйдешь. Ты сопротивлялся моему зову дольше всего. Я впечатлен.

Буриас рванулся к фигуре, приводимые в движение пневмопоршнями ноги понесли его вперед, громадные когти потянулись сокрушить ее, однако скрепленные пылающими рунами огромные цепи остановили его, сдерживая механическую мощь.

Темный Апостол Мардук рассмеялся.

– Ну-ну, Буриас. Умерь пыл.

Ненависть пронеслась по тому, что осталось от тела Буриаса – подвергнутому ампутациям, прогнившему и скрючившемуся, словно эмбрион, в амниотической жидкости внутри установленного в сердце машины саркофага.

Ненависть. Это он еще мог чувствовать. Могучие кулаки неосознанно сжимались и разжимались. Всеми оставшимися фибрами своего существа он хотел размазать в кашу творца своих страданий.

– Сколько на этот раз? – выдавил Буриас низким и замогильным голосом, звучавшим, словно скрежет камней друг о друга.

– Недолго. Примерно девяносто семь лет.

Буриасу это показалось вечностью. Он гадал, сколько еще сможет выдержать.

– Зачем ты пробудил меня на этот раз? – прорычал он. – Нет такой пытки, которой ты бы смог меня подвергнуть, чтобы сделать мои страдания еще более полными.

– Пытки, старый друг? Нет, ты заблуждаешься относительно моей цели, - произнес Мардук. – Я пришел к тебе, поскольку Воинство выступает на войну. Сейчас я освобождаю тебя от пытки. Время снова убивать за Легион.

В смерти не было ничего страшного. Он был бы даже рад ей. Но когда ему в ней отказали, на втором месте оказалась возможность снова убивать. Буриас прекратил сопротивляться.

– Война? – прогремел он, не в силах изгнать из своего скрежещущего механического голоса нетерпение.

– Война, - согласился Темный Апостол.

В сознании Буриаса раздался вкрадчивый голос.

Это все не по-настоящему.