«Пока же при дворе нет ничего, кроме пиров, танцев и других подобных удовольствий, возбуждающих неумеренный аппетит, а главным развлечением для королевы служит ее английский родич, лорд Дарнли, которому она оказывает всевозможные знаки любви и нежности».

Дарнли. Нокс сгорбился в своем кресле и вспомнил высокого юношу с безучастным лицом, который лишь однажды пришел в собор Святого Жиля, только чтобы угодить лорду Джеймсу. Он сидел в ряду, предназначенном для дворян и особ королевской крови, явился разодетым в роскошные ткани и меха и ушел до окончания проповеди – вернее, до сбора церковных пожертвований.

Почему он пришел? Он был католиком; по крайней мере, его мать была видной католичкой. Из-за искреннего желания услышать слово Божье? Сначала Нокс надеялся на это. Святой Дух порой являет себя в необычных местах. Но глядя на невинное и одновременно пустое лицо Дарнли, на его тусклые глаза, не имевшие глубины или духовной пытливости, он понял, что это было либо спонтанным и бессмысленным решением следовать за старшим по возрасту, либо расчетливым политическим жестом с целью обезоружить его протестантских критиков. Лорд Дарнли не был искателем истины.

Но кем тогда он был? Кто среди них останется на верном пути?

Нокс закрыл свой дневник, отодвинул его и положил голову на скрещенные руки. Он очень устал.

Джеймс Мелвилл вошел в зал для аудиенций с определенной уверенностью. В конце концов, королева с самого начала попросила его исполнять эту роль, стать ее личным советником. Сначала он был озадачен и неохотно принял эту странную должность, которая, по ее собственным словам, заключалась в указании на ее ошибки, совершенные из-за незнания местных манер и обычаев. Он заверил ее, что обычного здравого смысла и ее опыта при французском дворе будет достаточно, она настояла на своем.

– Я совершила много непреднамеренных ошибок оттого, что рядом не было верных друзей, которые могли бы помочь мне советом, – сказала она. – Придворные льстят монархам и никогда не говорят им правду, потому что боятся оказаться в немилости. Но вы… у вас другая задача, и вы никогда не утратите моей благосклонности – если только не поцелуете мастера Нокса во время одной из его проповедей. Прошу вас воздерживаться от этого!

Теперь Мелвилл должен был исполнить свою тяжкую обязанность.

– Войдите, пожалуйста.

Стражник жестом пригласил его в зал для аудиенций. Он вошел и остановился.

– Дорогой Мелвилл! – Мария вышла из своих покоев с протянутыми руками.

– Ваше Величество!

Она улыбнулась и уселась на трон под королевским балдахином. Однако она выглядела как женщина, которая просто принимает друга.

– Добрый Мелвилл, благодарю за визит ко мне. – Она продолжала улыбаться, и он видел, что ее улыбка была иной, происходившей от какого-то источника радости, скрытого глубоко внутри.

– Светлейшая королева, вы просили меня обращаться к вам каждый раз, когда я почувствую что-либо, что может охладить отношения с вашими подданными. В последнее время…

– Вы так взволнованы, дорогой Джеймс. – Мария сошла с трона и уселась рядом с ним. Ее духи имели тяжелый, обволакивающий аромат. – В чем дело?

Ему хотелось помахать рукой, чтобы отогнать запах. Ее духи пахли увядающими фиалками.

– Ваш слуга, Риччио, – наконец выдавил он.

– Что с ним не так?

– В последнее время он стал гораздо более заметен, чем раньше. Во всяком случае, так думают люди. Они повсюду видят его и слышат о нем. Ради вашего и его собственного блага я должен посоветовать вам держать его в тени.

– Не понимаю, что вы имеете в виду. – Она жестко выпрямилась.

– Простолюдины считают его папистским шпионом. Они называют его фаворитом, а это всегда предвещало беду для Стюартов. – Мелвиллу удалось произнести слово «фаворит» как проклятие. Он сделал глубокий вдох и продолжил: – Королевская ветвь Стюартов – великая династия. Их мужество, красота и преданность своему народу несравненна. Однако у них есть смертельный изъян: они выбирают незаконнорожденных фаворитов. Яков III со своим фаворитом Робертом Кокраном, архитектором большого зала в Стирлинге, навлек на себя ненависть дворян. И прошу прощения, но чрезмерная преданность вашего отца Оливеру Синклеру в значительной мере предопределила наше поражение в битве при Солуэй-Мосс. Дворяне не последовали за ним.

– И они считают Давида Риччио моим Оливером Синклером? – тихо спросила она.

– Боюсь, что так, мадам.

– Но он всего лишь присматривает за моей зарубежной корреспонденцией.

– Люди по-другому смотрят на это.

– Я запираюсь с ним только для того, чтобы давать ему инструкции.

– Опять-таки, это воспринимают иначе.

– О! – Она встала и стиснула кулаки. – Неужели каждый час моей жизни нужно рассматривать под увеличительным стеклом? Какая разница, сколько времени я совещаюсь с ним?