Франция… Ее лицо затуманилось от мечтательных воспоминаний: чудесные осенние дни в семейном поместье Жуанвиль; деревья, усыпанные желтеющей листвой и освещенные лучами низкого солнца; сочный шорох и потрескивание, когда она ступала по уже опавшим листьям; свежий сидр из яблоневых садов; ранние утренние туманы, встававшие в лесу во время кабаньей охоты…

Решение казалось правильным с самого начала. «Странно, – подумала она. – Когда решение абсолютно правильное, оно дается легко и проходит через все мысленные шлюзы. Но если оно ошибочное, его приходится проталкивать силой, а потом всегда остаются болезненные сомнения и раздражающие мысли».

Королева-мать внезапно почувствовала себя невероятно уставшей. «Все кончено, – вдруг решила она. – Дело сделано. Остается лишь уведомить Францию, но это будет просто. Теперь пора отдохнуть: я это заслужила».

Мать и дочь делили спальню настоятеля на верхнем этаже в западном крыле монастыря. Днем брат Томас распорядился выдать высокопоставленным гостям лучшее постельное белье и разложить ковры; августинцы, имевшие менее строгий устав, чем другие монашеские ордена, держали такие вещи под рукой для знатных посетителей.

Глубокой ночью Мария неожиданно проснулась, чего с ней не случалось раньше. Она лежала неподвижно, затаив дыхание, и комната представлялась ей каменным существом, чувствующим и бодрствующим, но хранившим молчание. За окном она слышала шелест листьев и вздохи ветра, но это создавало впечатление не одиночества, а утешительной близости с природой.

Потом что-то зашевелилось: до нее донесся приглушенный звук шагов и шорох одежд. Это были монахи, собиравшиеся на молитву.

Снаружи оказалось совершенно темно. Девочка выбралась из постели и подошла к окну. Луны не было, но звезды ярко сияли. На фоне темной блестящей глади озера она могла видеть покачивание ветвей огромных деревьев и озаренную слабым светом церковь.

Монахи собирались на молитву в самый глухой ночной час. Мария всем сердцем желала присоединиться к ним и внезапно поняла, почему проснулась. Она поспешно надела башмаки и на ощупь поискала свой шерстяной плащ. Медленно, стараясь не споткнуться, она направилась к двери и смогла пройти мимо материнской кровати, не разбудив спящую женщину. Девочка подняла деревянную задвижку и тихо приоткрыла дверь. Та не заскрипела – монахи содержали хозяйство в наилучшем порядке как часть своей службы Господу.

На лестнице, ведущей вниз, было холодно, и Мария плотно запахнула на груди плащ. Она спустилась по ступеням и побежала по сырой траве к боковому входу в церковь. Задвижка на двери тоже открылась беззвучно, и она смогла проскользнуть внутрь. Потом девочка прокралась в нишу у бокового алтаря и затаилась в тени. Монахи уже собрались; они не должны увидеть ее!

Монахи, низко склонив головы в капюшонах, сидели на каменных скамьях с обеих сторон от поблескивающего главного алтаря, где стояли две высокие свечи, и бормотали молитву. Она чем-то походила на жужжание пчел вокруг улья.

Ave Maria Gratia plena Dominus tecum: Benedicta tu in mulieribus… [8]

Сидя на корточках в каменной, холодной и покрытой легкой изморосью нише, она не осмеливалась пошевелиться. Казалось, время застыло на месте. Но потом она увидела, как пять высоких окон за главным алтарем на востоке начали постепенно отделяться от ночи. Сначала они были едва заметны как более светлые участки на сплошном темном фоне, но мало-помалу наливались светом и становились более отчетливыми, пока не проступили оттенки гранатово-красного, ярко-желтого, сапфирово-синего, сумрачно-фиолетового и голубовато-зеленого цвета – изящные, стройные витражи, образующие изысканное сочетание форм и красок.

Монахи зашевелились, и послышался металлический лязг, когда кто-то зажег ладан в курильнице. Густой ароматный дым облачками поплыл вокруг алтаря, и снова началось песнопение: они читали заутреню.

Глубокие размеренные каденции взмывали вверх вместе с воскурениями. Солнце послало первый крошечный луч через багряное стекло в оконном витраже. Дева Мария, стоявшая в нише у главного алтаря, как будто засияла, когда первый свет коснулся ее алебастрового лица.

Мария едва не падала в обморок от красоты, холода, собственного возбуждения и запретности своего присутствия здесь. Она ходила на мессу в королевской капелле в замке Стирлинг, но это была рутинная дневная служба, а здесь она видела волшебство, дверь в другой мир, ошеломивший ее и так мощно притягивавший к себе, что она была готова исчезнуть в нем.

Переливчатые цвета, таинственные запахи, глубокие, манящие неземные голоса и сияющее лицо Девы Марии – все это кружилось в ее потрясенной душе. Цепляясь за стену, она почувствовала, как ее охватывает экстаз, закрыла глаза и унеслась куда-то далеко. «Значит, это и есть Бог», – подумала девочка и беззвучно скользнула вперед, вверяя себя Его воле.