– Пока вы будете пасти, "Нива" с оружием укатит в Ереван. Надо было брать обоих и "колоть", "колоть", чтоб они вам всех сдали. Тем более видеопленка у вас есть.

– Грош ей цена, видеопленке, – сказал молчавший все время Левин.

Оба повернулись в его сторону.

– Почему? – спросил Михальченко. – По закону она может служить доказательством в суде.

– До суда еще далеко. Им еще и в прокуратуру нечего передавать, посмотрел Левин на Остапчука. – А с видеозаписью обстоит так: для судьи должна быть гарантия, что пленка подлинная, что в ней нет монтажа. Значит ее надо идентифицировать. Для этого потребуется специальная фонографическая экспертиза. Пора бы это знать, Михальченко, не первый год сыском занимаешься.

– Так надо это сделать. Вкупе с другими доказательствами…

– Не спеши, – оборвал его Левин. – Если пленка подтверждает слова свидетеля, она годится для суда. А где свидетель? Так что в данном случае она анонимна. Вот почему ей грош цена. Ни один следователь, если он грамотный, не приобщит ее к делу. Иначе в судебном заседании получит двойку, как школьник у доски, – Левин посмотрел на обоих.

После недолгого молчания, Остапчук как бы вспомнив о цели своего прихода, сказал:

– Я помню, что ты брал подельщиков Басика.

– Их было трое.

– Да. Один – Вялов. Отсидел, вернулся, живет нормально. Сейчас механик в гараже треста "Сантехмонтаж". Семья у него. Все путем.

– Да знаю я! Что ты мне рассказываешь. Мы чуть ли не приятели, по кружечке пива выпиваем, когда встречаемся. Я ведь ему прописку помог восстановить. Не хотели прописывать у матери.

– Вот мне и нужно, чтоб ты с ним поработал. Пусть поможет: кто мог быть с Басиком, когда брали школу ДОСААФ.

– Ты что уверен, что это Басик провернул?

– Почти.

– С Вяловым не обещаю. Мужик он крутой. Скажет: "Иди-ка ты, опер, к такой-то маме. Я отмылся, больше меня ни во что не тяни". И весь разговор.

– А ты попробуй, – настаивал Остапчук.

– Попробую, – согласился Михальченко и обратившись к Левину, заметил: – Видели, какой наш Максим Федорович настырный.

– Будешь настырным, – нахмурился Остапчук. – Начальство шумит: "Плохо работаете!" А как работать, когда комиссии замучили, от писанины уже озверел. Учат: "Работать, товарищи, надо профессионально", – Остапчук налил себе еще стакан воды, выпил залпом. Видно, прорвало его, обычно молчаливого и сдержанного. – Это они-то профессионалы! Ну а вы чем сейчас веселитесь? – спросил Остапчук.

– Немцев ищем, – улыбчиво сощурившись, Михальченко посмотрел на Левина. – Двоих сразу.

– Каких еще немцев? – не понял Остапчук.

– Приехал, понимаешь, сюда из Казахстана, из какого-то Энбекталды, туды его мать, старик-немец. И как в воду канул. Вот сын его и заказал нам эту работу: ищите, мол.

– А к кому он приехал?

– Если б мы знали!

– А как он называется немец этот, фамилия?

– Тюнен. Георг Тюнен. Не слыхал?

– Нет. А что за второй немец?

– Давняя история. С военных лет. Тут в лагере сгинул. Вот и мыкаемся.

– За валюту, – вставил Левин.

– Чего ж ты стонешь! – Остапчук посмотрел на Михальченко. Что-нибудь уже нашли от этого немца из Казахстана?

– Фунт дыма, – Михальченко махнул рукой.

– Больницы, морги, гостиницы, все такое прочее проверял?

"Все мыслим по шаблону. И никуда не денешься. Все начинается с элементарного, даже у шахматистов – Е-2, Е-4", мысленно усмехнулся Левин.

– А шмотки его искал? – спросил Остапчук.

– Какие шмотки? – развел руками Михальченко.

– Что-то же у него было? Какая-нибудь приметная вещь.

– Разве что плащ. Сын Тюнена говорил – новый, импортный.

– Вот и пошуруй в комиссионках.

Левин и Михальченко переглянулись, но Михальченко тут же раздраженно сказал:

– Ты что смееешься! Искать плащ в комиссионках! Да он давно продан, если и попал туда! Это что же – все городские комиссионки обшмонать?!

– Не шмонай, дело твое, – равнодушно ответил Остапчук.

– Да ты знаешь, сколько их!

– Знаю, двадцать четыре.

– Это на год работы!

– Думаю, намного меньше, – вдруг вставил Левин. – Отбрось специализированные.

– Радио-фото-электротовары – один, посуда-фаянс, хрусталь и прочее два, детских – два, ювелирный – один, трикотаж – два, дамская одежда и обувь – один, не запинаясь, словно декламировал Остапчук. – Дальше: мебельных – два. Вот и посчитай, куда тебе не надо.

Но подсчитал Левин, быстро, на подвернувшейся бумажке, пока Остапчук говорил.

– Остается верхняя одежда. Таких пять. И универсальных шесть. Всего одиннадцать. Тебе, что, первый раз искать?