Шрифт:
– Удара там не было, – понял по-своему следователь. – Как-то им удалось погасить скорость, они почти сползли в кювет, чуть-чуть крыло примяли. Там и ударяться было не обо что…
"Значит, старший лейтенант, ты подтверждаешь данные томографа: черепно-мозговой травмы там нет", – про себя усмехнулся Костюкович.
– …А в прошлый раз могло быть похуже.
– Что значит "в прошлый раз"?
– Зимин у нас уже на учете. Полгода назад врубился в "Урал", хорошо, что не в лоб, солдатик-шофер успел отвернуть.
– Был пьян?
– Нет. Кровь брали, ни капли алкоголя. Сказал тогда, что в глазах вдруг пошли круги, на мгновение сознание потерял и зрение… Мы ведь его знаем, он наш из "Динамо", видели его на соревнованиях и по телевизору, когда из Варшавы показывали какой-то чемпионат. Он там первое место взял.
"Опухоль? – подумал Костюкович. – Нет, не похоже… Хорошо бы, конечно, сделать ангиографию [рентгенологическое исследование артерий и вен после введения в них контрастного вещества]. Но как в таком состоянии? Он не выдержит…" – Ну, извините, – козырнув, сказал старший лейтенант. – Подожду, пока он придет в себя.
"Дай-то Бог, чтоб твое желание сбылось", – подумал ему вдогонку Костюкович…
Взяв кейс, он вышел из ординаторской, нащупал в кармане сигареты. Спустился лифтом и был уже в холле, когда его окликнули:
– Костюкович! Марк!
Он оглянулся. Человек быстро шел к нему, но издали Костюкович не мог понять, кто это, и только когда тот приблизился, узнал: Олег Туровский, учились на одном курсе, с тех пор как закончили институт, виделись не более двух-трех раз, а минуло уже двенадцать лет, Туровский куда-то исчез из поля зрения, и Костюкович вовсе забыл о нем, тем более, что в студенческие годы дружбы не водили.
– Здравствуй, Марк… Мы разминулись, я наверх пешком к тебе в отделение, а ты лифтом вниз, еле догнал… – он говорил быстро, видно, запыхался.
– Ты по каким делам здесь? – спросил Костюкович.
– Зимин Юра… Дежурный врач сказал, что ты его ночью принял, вот я и догонял тебя… Я с его матерью… Она наверху в отделении ждет… Что с ним?
– Он родня тебе?
– Нет. Я врач команды, – Туровский протянул ему визитную карточку.
– У него инсульт.
– Да ты что?.. Тяжелый?
– Хуже не бывает.
– Господи, как же так?
– Он что, действительно хороший пловец?
– Наша надежда, скоро чемпионат Европы. Может поднимемся, поговоришь с его матерью?
– Успокаивать нечем, – Костюкович пожал плечами, они двинулись к лифту.
Пока поднимались, Туровский успел сказать:
– Она Юру одна растила, отец бросил их давно, работает уборщицей в детской спортивной школе…
В коридоре напротив ординаторской их ждала невысокая худощавая женщина, она комкала маленький носовой платок. Костюкович заметил, что кисти у нее крупные, пальцы почти мужские с несколько деформированными суставами. Она подняла на Костюковича ожидающие, измученные страхом и неведением глаза.
– Юра в тяжелом состоянии, не буду скрывать. Делаем все возможное, произнес он сотни раз говоренную фразу. – У него инсульт.
– А… к нему можно? – тихо спросила она. – Я бы подежурила, сколько надо, подала бы попить или еще чего, если захотел бы…
– Пожалуй, нужно, хотя сейчас он едва ли сможет с вами разговаривать.
– С чего же такое случилось, доктор? – беспомощно спросила она. – Юра был такой сильный… Господи, за что же так!..
– Случается, – сказал Костюкович, разводя руками. А что еще он мог сказать?
– Вы уж постарайтесь, доктор, – тихо попросила она, – если что нужно, я все продам… – может там лекарства какие заграничные, – она глянула на Туровского, затем сказала Костюковичу. – И вас не обижу… Юрочка ведь один у меня… Я сейчас съезжу домой, кое-что возьму и вернусь… я быстро.
Они спустились в холл.
– Вы идите в машину, я задержусь с Марком Григорьевичем на минутку, сказал ей Туровский.
Когда она ушла, он спросил Костюковича:
– Мне-то ты можешь сказать: какой прогноз? Может действительно требуются импортные лекарства? Мы это быстро перекинем сюда через кордон из Венгрии, из Польши, из Чехословакии, откуда хочешь.
– Сейчас ему нужно одно: выйти из комы. А дальше будет видно. Но плавать ему уже не суждено, даже если выживет.
– Надо же!.. Такой парень!.. Ты домой? Могу отвезти.
– Нет, у меня еще тут кое-какие дела, – Костюкович соврал, никаких дел у него больше не было, он устал за ночь, мечтал лечь, но ему не хотелось сейчас в ту машину, где сидела мать Зимина.
– Я буду тебе позванивать, – сказал на прощанье Туровский.
Костюкович кивнул…