– А на кой нам хрен все это нужно, Ефим Захарович? Сотрудник наш тут ни в чем не повинен, лицо нашей фирмы не загажено. Остальное – проблемы "Фармации".

– Пусть обращаются в милицию.

– Уже обратились.

– Ну и славно. А у нас с тобой есть господин Чекирда и его проблемы, – сказал Левин.

– Сейчас они и наши, поскольку наш счет увеличится за его счет.

– Ничего, не обеднеет.

– Я тоже так думаю… К осени у нас будет достаточно денег, чтоб купить факс, – поднял палец Михальченко.

– Думаешь, он нам очень нужен? Разве что для пижонства.

– Почему же? Вспомните, как мы жалели, что нет факса, когда вели дело с Густавом Анертом из Мюнхена! А дело о вымогательстве по Донецку!

– Ладно, ладно. Покупай хоть "мерседес". Я старый ретроград… Интересно знать, у кого эта коробка была конфискована на таможне?

– Чего вы опять вернулись к ней? – спросил Михальченко.

– Да так, инерция.

– Ни к чему нам эти заботы, – пожал плечами Михальченко. – Этот элементарный вопрос задаст на таможне любой опер. Но едва ли ответ его утешит: владелец конфискованной коробки скажет ему: "Да, забрали у меня. С тех пор я ее не видел". А если действительно владелец тут ни при чем?

– Тут опер может его спросить: "Зачем такое количество лекарств?" Я бы на его месте спросил, – сказал Левин.

– А я бы на месте владельца ответил: "Дефицит. Хотел подзаработать…" Пошли обедать, Ефим Захарович. Нечего над этой фигней ломать себе голову…

Костюкович допивал чай с вишней, когда раздался телефонный звонок. Второй, параллельный аппарат висел на кухне.

– Слушаю, – Костюкович снял трубку.

– Квартира доктора Костюковича? – спросил медленный баритон.

– Да, – Костюкович пытался вспомнить голос.

– Марка Григорьевича, пожалуйста, если можно.

– Я у телефона. С кем имею честь?

– Здравствуйте. Моя фамилия Думич. Я следователь прокуратуры Шевченковского района. Марк Григорьевич, нам надо бы встретиться.

– В связи с чем?

– В связи со смертью вашего больного Зимина.

– Понятно… Жалоба?

– Вы угадали. Когда сможете зайти?

– Да хоть завтра, – как можно равнодушней ответил Костюкович.

– Меня это тоже устраивает. А время?

– Могу только после работы, около четырех.

– Годится. Жду вас, доктор. Вы знаете, где прокуратура Шевченковского района?

– Бывать не приходилось, но найду.

– Седьмой кабинет.

– Седьмой так седьмой. Всего доброго, – Костюкович спустил трубку. "Продолжение следует, – подумал он. – Режиссер выстраивает новую мизансцену. Кто же он, этот искатель справедливости?.." Следователь Думич оказался молодым человеком, почти ровесником Костюковича, но уже с лысиной, просвечивавшей сквозь редкие, очень светлые волосы. Он вскинул на вошедшего голубые близорукие глаза, казавшиеся испуганными за толстыми линзами очков. Костюкович уловил во взгляде вопрос, сказал:

– Я доктор Костюкович.

– Ага! – словно обрадовался следователь. – Садитесь, доктор… Ну что, приступим к делу, чтоб не терять времени?

– Уже и дело есть? – улыбнулся Костюкович, усаживаясь в плохонькое кресло.

– Бумажка во всяком случае имеется, – суховато ответил Думич. Познакомьтесь, – и он вынул страничку из тощей папки.

Сперва Костюкович посмотрел на дату. Жалоба поступила давно, как и та, которая у главврача, обе поступили еще до болезни Костюковича и до кражи в архиве Каширговой.

Затем он пробежал глазами текст, усмехнулся, возвратил следователю.

– Все это я уже читал.

– Где?

– Аналогичная чушь поступила и к нашему главврачу. Автор тот же. Хотя не уверен, что это истинный автор.

– Ну, а что бы вы могли сообщить по этому поводу, Марк Григорьевич?

– В объяснительной на имя главврача я уже все сказал, другого ничего быть не может, вот, – и он извлек из кармана копию той объяснительной, какую оставил главврачу, – можете подшить к делу.

– Мне бы хотелось услышать это в живом изложении. Сперва.

– Изложу, – и Костюкович пересказал всю историю с Зиминым.

– Значит похищенное из патологоанатомического отделения – протокол вскрытия и некропсийные материалы – это единственное опровержение жалобы?

– Единственное.

– Кому же понадобилось красть это? И зачем? У вас нет никаких предположений на сей счет?

– Нет.

– Плохо, – следователь посмотрел в глаза Костюковича, затем после паузы, сказал: – Копию этой вашей объяснительной вы, пожалуйста, перепишите для нас, так сказать собственноручно. Два дня вам хватит на это? И занесите мне, будьте добры.