Шрифт:
Лошадёнка не то что ленивая, а так себе, к быстрому бегу непривычная. Подхлестнёт её монах, пробежит она десяток-другой метров и снова плетётся, а отец Сергий о превратностях своей судьбы думает.
Много-много лет назад принял он постриг на Валааме и там же, в монастыре, провёл все годы. Уважала его братия монастырская, игуменом избрали. И вот надо же, теперь назвали его архиепископом и в Новгород владыкой отправляют.
С опаской едет Сергий: великий сан и велик город. Пугает Сергия люд новгородский своевольный, боярство коварное.
Трясётся в телеге архиепископ. Устанут ноги, вытянется на сене, а оно лугом пахнет, цветами сухими.
Там, на Валааме, Сергий с монахами каждый год на сенокосе лето проводил. И коню накашивали, и козам.
Не может забыть Сергий обитель свою, Валаам, остров родной. Будто пуповиной сросся он с ним, и вот оторвали… И видятся Сергию кельи бревенчатые, церковка, трапезная. За длинным столом монахи рассядутся, трапезуют, прежде чем на работы отправиться: кто дрова рубить, кто воду на кухню таскать, кто на скотный двор. А самая важная - хлебы печь. На Валааме в монастыре они отменные, высокие и духмяные, на всю трапезную разносятся их запахи…
А ещё на острове озера, рыбой обильные. Рыба - кормление монахов.
Служба церковная не покидает Сергия, священник у них отец Виктор, и церковный хор небольшой, но монахи подобрались голосистые…
Днями трясётся владыка Сергий в повозке, а ночь наступит, приют сыскивает в чьей-либо крестьянской избе. В ней и покормят, и спать уложат…
Чем ближе подъезжал Сергий к Новгороду, тем тревожнее становилось у него на душе.
Глава 19
В избу посадника, что в Детинце, куда прежде собирались люди именитые, сегодня сходились с опаской. Первым пришёл боярин Богдан Есипов, гордящийся внуками, за ним с оглядкой прокрался великий молчальник Лука Фёдоров, у которого слово на вес золота, прошагал, выпятив живот, Офанас Остафьевич, похвалявшийся наследством, вбежал взъерошенный, что воробей после драки, Феофил Захарьин, завертел головой, зачирикал:
– Почто же нет святителя? Не получив ответа, успокоился.
Степенно, будто делая одолжение, в избу вступил Иван Лукинич. На бояр посмотрел несколько удивлённо, будто спрашивая, зачем собрались?
Наконец появился владычный казначей и секретарь Пимен в полном облачении, будто службу в соборе правил, в рясе шёлковой, в клобуке. На образ, что в углу посадской избы, перекрестился, пророкотал:
– Из Москвы прислали архиепископа Сергия. Бояре к Пимену головы повернули.
Пимен поморщился:
– Так себе, с виду никудышный, без осанки. Из Москвы, видать, негожего вытолкнули, сказывают, игумен валаамский.
– Князей московских человек, - заметил Богдан Есипов.
– Око государя Ивана.
Офанас Остафьевич вставил:
– Аль мы тут своего не могли избрать?
– Митрополит Геронтий расстарался, - сказал Иван Лукинич.
Пимен бровью повёл:
– Однако что клещ настырный этот архиепископ, едва на порог, руку к казне протянул. Сказывает: «Хочу ознакомиться, чем сума богата».
Феофил взлохмаченной головой встряхнул:
– А велика ли казна?
– Откуда ей быть, - горько изрёк Пимен.
– Её великий князь Иван изрядно пощипал.
– Ох-ох, беды неисчислимые принёс нам Иван, великий князь Московский, со своим сыночком Иваном, - вздохнул Офанас.
– Подобно ястребам налетели на птицу и щиплют, - снова подал голос Богдан Есипов.
– Стервятники, истые стервятники князья московские.
Вдруг открыл рот великий молчальник Лука Фёдоров:
– На шею нам сели.
И замолчал, словно сам испугался сказанного. Иван Лукинич кашлянул:
– Так что скажете, господа, люди именитые?
И осмотрелся, будто проверил, не слышит ли его кто из посторонних.
– А что тут говорить!
– зашумели разом.
– Надобно литовскому князю кланяться, подмоги просить!
– Письмо писать!
Пимен молчал, только головой покачивал, соглашаясь.
– Казимира уведомить, - промолвил Офанас. Иван Лукинич тихонечко, голоса своего пугаясь, спросил:
– Кого с письмом-то слать?
Бояре переглянулись. Наконец Богдан Есипов сказал:
– Есть у меня на примете верный человек.
– Вот и ладно, - заметил Иван Лукинич, - только надобно и других бояр поспрошать.
– А чего их пытать, - во второй раз открыл рот Лука Фёдоров и изрёк: - Все согласятся.
– И на бояр поглядел.