Шрифт:
– Мирон, а Мирон, расскажи, как ты боярыню обхаживал.
Мирон усмехался, однако просить себя долго не заставлял. В какой раз одно и то же баял:
– Со мной то случилось. Жил у нас боярин один. Боярин как боярин, только подслеповат и головой страдал, умишка, значит, у него было маловато… А боярыня была ух какая боярыня, что в теле, что до отроков молодых охоча…
У костра рассмеялись, кто-то пошевелил огонь, и искры роем взметнулись ввысь.
– Так вот приметила боярыня одного отрока, здоровый был бугаёк, в опочивальню к себе затащила и давай соблазнять…
Мирон замолчал, а у мужиков нетерпение:
– Сказывай дальше, Мирон!
– Ну, так вот. Боярыня отрока смущает. Едва он порты скинул, как откуда ни возьмись боярин заявился. Кричит: «Ты почто, охальник, в опочивальню боярыни впёрся и топчешься, ровно на угольях!» Отрок, не будь дурнем, отвечает: «Я, боярин, жар у боярыни гасить намерился…»
Посмеялись ополченцы, а Мирон уже серьёзно промолвил:
– Я, мужики, как услышал великого князя молодого, что Орда на Русь сабли обнажила, взял топор в руки и сказал сам себе: «Пойду за Москву биться…» А сам робею, мужики: ну как голову сложу? Ведь у меня на полатях ребятки, шесть душ, мал мала меньше…
– Не боись, Мирон, - успокоил его один из ополченцев.
– Бог милостив, он, поди, из троих одного избирает. Авось тебя минует…
А с утра, едва рассвет забрезжит, снова в дорогу. Все гадают, где татарина дожидаться, одни говорят - у Калуги, другие - у Серпухова. А какой-то мужичонка выпалил:
– У Москвы!.. Тут все загалдели:
– Кой ты, у Москвы! Коли мы Ахматку до Москвы допустим, почитай, он нам аркан на шею накинул!
– Нет, до Москвы ни шагу!..
Москва ратников собирала, воеводы по дружинам определяли: кого в полк правой руки, кого в полк левой, а кому в челе стоять и в засадном выжидать…
На Думе государь уже назвал воевод. Ивана Молодого да Андрея Меньшого, Даниила Холмского и Даниила Ярославского. А в засадный полк послал великий князь боярина Ивана Патрикеева, на лучников боярина Тютчева.
Глава 9
Собрались воеводы, совет держать, где Орду встретить.
Во дворцовых покоях тишина, только и слышится Перестук молотков камнетёсов, заканчивающих кладку Успенского собора.
Подавшись вперёд, насупившись, сидит на троне Иван Третий. Вперивается очами в каждого говорящего. У государя мысли двоятся: с одной стороны, он давно уже хочет освободиться от ордынской зависимости, с другой - боязно. Ну, как Ахмат осилит?
Даниил Холмский говорит:
– У Козельска! Городок этот древний, былой славой покрыт. Орды Батыя не одни сутки об его стены шишки набивали!
Князь Ярославский с Холмским согласен:
– Козельск наших ратников вдохновлять будет! Иван Молодой включился со своим планом:
– На Угре-реке надобно дорогу Ахмату перекрыть. У Угры берега обрывистые, коли переправляться начнут, тут мы на них и насядем.
План молодого великого князя государю понравился, согласились и воеводы. И многочисленное конное и пешее воинство, гремя оружием, под трубные звуки и бой барабанов, под хоругвями и святыми иконами, по полкам и дружинам начало выдвигаться в сторону Калуги - занимать оборону на Угре-реке.
Огневой наряд поставили на салазки, а за войском ехал бесчисленный обоз с пороховым зельем, ядрами, провиантом и одеждой про запас.
Растянулись полки, всем миром провожали воинство.
От села к селу, от городка к городку шли и шли обочь толпами старики и бабы. Плач редок, всё больше наказывали:
– Стойте же крепко, за землю свою бейтесь!
Иван Молодой с братом государя Андреем Меньшим в блиставшей броне ехали бок о бок, переговаривались. Говорил князь Иван:
– Биться будем до последнего. Не отойдём, не побежим.
Ежели отходить, так к чему сыр-бор затевали… Мирон при виде молодого великого князя, проезжавшего мимо ополченцев, сказал поморам:
– Коли сам князь биться с татарами выехал, так нам и сам Бог велел!
Шагавший рядом с ним рыбак заметил:
– Ты же, Мирон, смерти боялся.
– То попервоначалу, пока в драку не встрял. На море в непогоду ревут волны, ладью кидают, и страх тебя одолевает. А как к снастям доберёшься, и страха нет. Одна мысль одолевает - рыбу бы взять…
Повернулся Мирон направо - народ движется, налево - тоже оружные мужики, назад оглянется - стена человеческая надвигается. Обочь на волокушах тянут пушкарный наряд, бочки с пороховым зельем, чугунные ядра. А впереди, сколько всматривается Мирон, всюду видятся отряды ополченцев. Подумал: «Ужели вся Русь поднялась на ордынцев? Коли так, то не осилят татары».