Шрифт:
Но из наполовину открытой двери показалась лишь рука Эвелины, а в ней захваченный за холку кот Феофан. Мгновение спустя, обиженный Феофан был вышвырнут прочь, после чего дверь шумно захлопнулась.
Карина Львовна оцепенела. Она уставилась на закрытую дверь и не могла двинуться с места. Её отделяла от дочери не только эта фанерная преграда, но нечто большее. Положительно, что-то произошло и как-то это что-то ускользнуло от всевидящего ока Карины Львовны. Вот и любимец Феофан вылетел. А раньше Лина не расставалась с котом, даже в ванную брала его с собой! Наверное, дочка просто устала, перегрузилась своими занятиями. Нет, не может быть! Карина Львовна приучала дочь с самого детства к интеллектуальным нагрузкам. Что-то произошло. Если не перегрузка, то иное.
Состояние дочери не на шутку взволновало Карину Львовну. Она машинально протянула руку к телефонному аппарату и автоматически набрала номер Липутиной Олимпиады Самсоновной.
– Алло! – отозвался голос бабушки на том конце межгорода.
– Алло! Мама! Это я.
– Ну, здравствуй, – сухо приветствовала дочь Олимпиада Самсоновна.
– Здравствуй, мама! Это я!
– Слышу, что ты. Новости какие?
– Ох! Лучше бы не было никаких новостей, – печально вздохнула Карина Львовна.
– Если бы тебе ничего не было надо, ты бы не позвонила! Выкладывай!
– Что-то происходит с Эвелиной.
– Ах! Так я и думала! – в сердцах воскликнула бабушка. – Линочка здорова?
– Не могу сказать, я м-м, не совсем уверена.
– Ну, ты же у нас сама себе врач! Почему не можешь сказать?
– Мама! Ты что, издеваешься? – вспылила Карина Львовна. Ведь думала она, ничего из этого разговора хорошего не получится! В последний год мать жила отдельно, что не сделало её ни мягче, ни покладистее. Скорее наоборот, она стала обвинять дочь в том, что та сама себе и всем окружающим только портит жизнь.
Поэтому с Олимпиадой Самсоновной, иначе как на высоких тонах, стало невозможно разговаривать. Что бы ни случилось – во всём виновата дочь. Неужели весь мир сошёл с ума?
– Ты же к доктору только на аборты бегала! Сама ведь знаешь всю медицину, не так ли? Отвечай немедленно, что ты сделала с Линочкой?
– Я? Я сделала? Да ты бы только посмотрела на неё! Она стала меняться!
– Ну и что? Пора и ей повзрослеть! Не может же она всю свою жизнь оставаться ребёнком!
– Мама! Ты ведь педагог, скажи мне, почему Лина стала такой чёрствой?
– Это, в каком смысле?
– Она выбросила Феофана из своей комнаты! Понимаешь?! – истерически провизжала в трубку Карина Львовна.
– Как?! – поразилась бабушка, до неё дошёл смысл сказанного.
– А вот так! Заперлась в спальне и не желает разговаривать!
– А ну-ка, дай ей трубку!
– Лина! Лина! – Карина Львовна поднялась с кресла и подошла к двери, осторожно постучала. – Лина! Твоя бабушка хочет поговорить! Она зовёт тебя к телефону!
Тишина.
Карина Львовна приоткрыла дверь, дочь лежала на кровати одетая и как будто спала.
– Она спит. Понимаешь, мама? Она спит днём!!!
– А у неё нет никого? – неожиданно спросила бабушка.
– Ты на что это намекаешь? – опять вспылила Карина Львовна.
– Никогда нельзя быть уверенной в чём-то до конца. С тобой такие перемены случились в первый раз в четырнадцать лет, помнишь?
– Замолчи! Ты даже не знаешь, что ты сейчас сказала! Да как ты смеешь?!
– Перестань орать и ответь на вопрос! Есть у Лины кто или нет? – в голосе бабушки появились стальные нотки.
– Да, есть. Это Алик, приятный молодой человек.
– Какая перспектива?
– Он производит впечатление серьёзного человека.
– Тогда не о чём беспокоиться! Поговори с ней серьёзно и проблема разрешится. Всё станет на свои места.
– Хорошо тебе там сидеть и рассуждать! А она вовсе не желает общаться со мной!
– Перестань закатывать истерику! У тебя что, климакс?
Слово, глубоко запрятанное в подсознании Кариной Львовной, внезапно вырвалось на волю. Подобно вулкану, оно взбудоражило всю нервную систему, словно хлыстом, наотмашь, врезало по лицу. Карину Львовну бросило в жар, голова чуть не лопнула. Климакс!
Вот она – старость! Так коварно и незаметно подобралась. И это в самый ответственный момент! Карина Львовна обессилено уронила руки.
– Карина, Карина! Карина!!! – надрывалась упавшая на пол трубка.
Она сидела в оцепенении, пока сквозь пелену в сознании до неё не долетели короткие гудки. Тогда Карина Львовна подняла трубку и бросила её на аппарат. Пожалуй, впервые в жизни ей нестерпимо захотелось плакать. Карина Львовна содрогнулась, её плечи задрожали, она почти зарыдала. Вот только слёз не появилось.