В 1950 году английская фирма «Декка рекордз» предложила Барберу записать его Концерт для виолончели с оркестром. Партию виолончели исполняла прославленная Зара Нельсова, поражая мастерством присутствующих — в частности, оркестровых виолончелистов, отлично понимавших, насколько трудна для исполнителя эта музыка.

Когда Нельсова блестяще справилась с особенно сложным пассажем, один из «рядовых» виолончелистов, внезапно вскочив на ноги и выкрикнув: «После того, что я услышал, я не достоин больше играть!» — схватил свой инструмент и разбил его о край сцены. Щепки и обломки разлетелись по всей студии.

Оркестр в ужасе затаил дыхание, Нельсова побелела, как полотно. И вдруг оркестровая виолончельная группа разразилась хохотом. Оказалось, это была шутка. Музыканты купили дешевый инструмент на распродаже вещей из ломбарда и договорились, что в определенный момент кто-нибудь из них его сокрушит. Нельсова отнеслась к их выходке как к высшей похвале со стороны коллег, и запись продолжилась.

После торжественного исполнения Второй симфонии в военное время, Барбер не успокоился на достигнутом. Усмотрев в партитуре существенные, как ему казалось, просчеты, он уже в 1947 году принялся переписывать симфонию, и в 1948-м ее сыграли в новой редакции. Барбер был доволен. «Наконец-то все хорошо», — говорил он.

Впрочем, вскоре он опять разочаровался в своем произведении. В 1964 году Барбер пришел к выводу, что симфония попросту никуда не годится, иначе ее исполняли бы много чаще. Одержимый мыслью о дурном качестве этой музыки, Барбер отправился в музыкальную библиотеку своего издателя Густава Ширмера и собственными руками изорвал на кусочки все партитуры симфонии до единой — больше она никогда не прозвучит!

Барбер полагал, что уничтожил все копии, однако в 1984 году на складе издательства Ширмера в Англии нашлась вся партитура целиком. Новозеландский симфонический оркестр записал симфонию, а в 1990 году Ширмер заново издал партитуру. Словом, к композитору опять не прислушались.

5 СЕНТЯБРЯ 1912 — 12 АВГУСТА 1992

АСТРОЛОГИЧЕСКИЙ ЗНАК: ДЕВА

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ: АМЕРИКАНЕЦ

МУЗЫКАЛЬНЫЙ СТИЛЬ: ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНЫЙ

ЗНАКОВОЕ ПРОИЗВЕДЕНИЕ: «4'33»» («ЧЕТЫРЕ МИНУТЫ ТРИДЦАТЬ ТРИ СЕКУНДЫ»)

ГДЕ ВЫ МОГЛИ СЛЫШАТЬ ЭТУ МУЗЫКУ: МОЖЕТ, И СЛЫШАЛИ, А МОЖЕТ И НЕТ

МУДРЫЕ СЛОВА: «МЕНЯ СКОРЕЕ ИНТЕРЕСУЕТ ЖЕСТОКОСТЬ, А НЕ НЕЖНОСТЬ. АД, А НЕ РАЙ, УРОДСТВО, А НЕ КРАСОТА, НЕЧИСТОЕ, А НЕ БЕЗУПРЕЧНОЕ — ПОТОМУ ЧТО, КОГДА РАБОТАЕШЬ С ТАКИМИ ВЕЩАМИ. ОНИ ИЗМЕНЯЮТСЯ, А ПОПУТНО И С НАМИ ПРОИСХОДЯТ ИЗМЕНЕНИЯ».

Признаем, самомнения великим композиторам не занимать. Вагнер ставил себя очень высоко, как, впрочем, и все остальные, от Бетховена до Бернстайна. Большинство композиторов склонны к необузданному своеволию и даже гордятся этим.

Джон Кейдж был не таким. Он хотел полностью избавиться от своего «я». Убежденный последователь дзен- буддизма, Кейдж верил, что он способен творить, только отринув все свои помыслы и желания. В итоге его произведения изменили историю музыки и заставили слушателей глубоко задуматься над тем, что является музыкой, а что нет.

Джон Милтон Кейдж-старший зарабатывал на жизнь изобретениями, на его счету такие новшества, как прототип подводной лодки, радиоприемник, работающий на переменном токе, и цветное телевидение. К сожалению, запатентовать должным образом свои изобретения Кейдж не сумел, поэтому денег в семье особо не водилось и Кейджи часто переезжали в поисках жилья подешевле. Их единственный ребенок, Джон Мильтон Второй, в детстве и отрочестве раз пять менял местожительство в Лос-Анджелесе и его пригородах и столько же раз переходил из одной школы в другую.

В 1928 году на выпускном вечере в средней школе Кейдж произнес прощальную речь от имени всего класса. Он собирался стать священником в методистской церкви, но стоило Кейджу поступить в колледж Помона города Клермонт, как ему захотелось литературного творчества. Его свободолюбию было тесно в рамках стандартизированного образования, и Кейдж бросил колледж. Музыка была его страстью, однако композиция в традиционном ключе не привлекала Кейджа. Затем, побывав на концерте, где исполнялись произведения Стравинского, он понял, что музыка — это не обязательно Бах или Бетховен. Музыка может быть куда современнее.

Кейдж начал искать учителей, знающих толк в передовых музыкальных направлениях, и в конце концов добрался до гуру модернизма Арнольда Шёнберга. Он попросил Шёнберга взять его в ученики, но тот отказался, разъяснив: «Скорее всего, мои расценки вас не устроят». Кейдж ответил, что его не устроят любые расценки, потому что у него вообще нет денег. Как бы то ни было, Шёнберг его взял, прикинув, что, возможно, наглость этого парня под стать его одаренности.

Вскоре учитель и ученик осознали, что о музыке они имеют абсолютные различные представления. Пусть Шёнберг и был зачинателем модернизма, но он верил в правила и системность, тогда как Кейдж полагал, что правила существуют только для того, чтобы их нарушать. Разругались они окончательно, когда Шёнберг заявил ученику: ему никогда не преуспеть в музыке, потому что он напрочь лишен чувства гармонии. Гармония, провозгласил Шёнберг, будет той стеной, которую Кейджу не одолеть. «Значит, я буду биться головой об эту стену, я посвящу этому жизнь, но разобью ее», — ответствовал Кейдж.