Шрифт:
— По-моему, да! Правда, он еще не признавался мне в любви. — Дженнифер вздохнула.
— Не переживай, детка! И не торопи события. Человек он солидный, ведь ему уже под тридцать?
— Двадцать девять.
— Ну вот. А ты, Дженнифер, у нас еще несовершеннолетняя. Думаю, он скоро с тобой обручится, ну а когда тебе стукнет двадцать один…
— Тетя Энн, если что, ты узнаешь обо всем первой! — пообещала Дженнифер. — А сейчас, извини, я тороплюсь. Мы с Никосом едем в ресторан на Пиккадилли.
— Счастливо, дорогая моя!
— Тетя, я позвоню тебе, когда провожу Никоса на Кипр. Думаю, до отъезда он непременно со мной объяснится. Целую тебя.
А через неделю они снова провели выходные у ее родных: ознакомиться со счетами «Кросби-тур» прилетел с Кипра коммерческий директор Никоса, после чего Никос и Питер Кросби подписали договор, подготовленный юристом Никоса в Лондоне. Но за эти двое суток все пошло наперекосяк…
До отъезда Никоса на Кипр оставалось совсем мало времени, и Дженнифер очень нервничала. Тут еще, как назло, серьезно заболела малышка Кэтти. Роузмари была сама не своя, и Дженнифер пришлось заменять ее в агентстве. Кэтти увезли в больницу, Роузмари никак не могла разыскать Роберта.
Стараясь задвинуть подальше неприятные воспоминания, Дженнифер припомнила, как в тот вечер провожала Никоса в аэропорт и он так и не сказал ей, увидятся ли они снова, да и вообще ничего толком не сказал. И с тех пор она его больше не видела. И он ей даже не звонил. Как-то раз она набрала номер его телефона: ей хотелось хотя бы услышать его голос, но, когда он ответил, у нее не хватило духу заговорить с ним.
Когда она позвонила тетке, та сразу поняла по голосу, что с племянницей случилось что-то ужасное.
— Тетя Энн, он меня бросил.
— Как это бросил? — всполошилась тетка. — А что случилось?
— Ничего, — глотая слезы, выдавила Дженнифер. — Просто сел на самолет и улетел на Кипр.
— Дженнифер, но так не бывает. Объясни толком.
— А мне нечего объяснять. Все так и было. — И она всхлипнула. — Значит, я ему не нужна.
— Хватит плакать! А что он сказал?
— Ничего не сказал. Он со мной даже не попрощался!
— Не отчаивайся, дорогая моя! Кто знает, может, все к лучшему? — бодрым тоном утешала ее оптимистка-тетка. — Я тебе так скажу: если этому греку не нужна такая красавица и умница, как моя племянница, значит, и тебе он не нужен!
— Нет, тетя, я не могу без него! Даже не знаю, как мне теперь жить…
— Глупости! — перебила ее тетка. — У тебя вся жизнь впереди. Запомни: безвыходных положений не бывает. Это я тебе говорю. Хватит разводить сырость! Скажи лучше, что ты намерена предпринять?
— Для начала переведусь в Бирмингем, буду там учиться и стану бакалавром.
— Ну вот и умница! А говоришь, не знаешь, как дальше жить. Что гласит пословица? «Делай, что должен, и будь, что будет!» Кстати, что ты сейчас делаешь?
— Что делаю? — Дженнифер шумно вздохнула. — Держу в руке ту раковину, розовую с голубым, и плачу…
Когда Никос вернулся в спальню, Дженнифер вздрогнула и испуганно посмотрела на него: она так задумалась, что полностью потеряла счет времени. Вспомнив, что так и не оделась, молча нырнула под простыню и натянула ее на голову по самую макушку.
Такой поворот сюжета Никоса весьма обнадежил. Во-первых, раз она до сих пор не убежала, это уже хорошо. А во-вторых, раз она не успела одеться, ей придется его выслушать.
— Дженнифер…
— Уходи. Мне нужно одеться! — сказала Дженнифер из-под простыни, чувствуя себя полной идиоткой.
Никос присел на корточки у кровати и осторожно потянул простыню вниз, пока не встретил испуганный взгляд зеленых глаз.
— Можешь считать меня бесчувственным типом, но ты мне небезразлична.
— Ну так докажи это?! Уйди! — задыхаясь прокричала Дженнифер, думая о том, что Никос с ней хотя бы честен. Не сказал же «люблю», а «небезразлична». А что такое «небезразлична»? Так, пустой звук…
— Дженнифер, прости, если я тебя обидел… И дай мне объясниться! Даже преступникам дают сказать последнее слово.
Она чуть приободрилась: он говорит так искренне.
— Я тебя не понимаю… — начала она.
— А что тут удивительного? — с готовностью подхватил Никос. — Ведь я мужчина. Так и должно быть. Мы разные.
— Слишком разные, — тяжко вздохнула она. — Когда я с тобой, я с трудом понимаю, что делаю и где нахожусь.
— Ты у меня в постели под моей простыней, — невозмутимым тоном заметил он. — И если не вылезешь сама, я тебя вытащу силком.